Пан Тадеуш

Видение в папильотках будит Тадеуша • Ошибка, замеченная слишком поздно • Корчма • Эмиссар [2] • Умелое пользование табакеркой даёт надлежащее направление спору • Крепь[3] • Медведь • Тадеуш и Граф в опасности • Три выстрела • Спор Сагаласовки с Сагушовкой, решённый в пользу горешковской одностволки • Бигос • Рассказ Войского о поединке Довейки с Домейкой, прерванный травлей зайца • Окончание рассказа о Довейке и Домейке.

Князей литовских ты ровесница, дубрава,
Понар, и Свитези, и Кушелева слава! [4]
Когда-то отдыхать любили в чаще дикой
Витенис и Миндовг, и Гедимин великий [5].
Однажды Гедимин охотился в Понарах,
На шкуру он прилёг в тени деревьев старых
И песней тешился искусного Лиздейки[6],
И убаюкан был журчанием Вилейки;
Железный волк ему явился в сновиденьи [7],
И понял Гедимин ночное откровенье:
Он Вильно основал в непроходимых чащах,
Тот город волком стал среди зверей рычащих [8].
Он грудью выкормил, как римская волчица,
Ольгердов древний род, чья доблесть не затмится [9].
Могучие князья снискали славу в битвах.
Равно счастливые в сраженьях и ловитвах.
Так было вещим сном грядущее открыто:
Железо и леса — с тех пор Литвы защита.

Леса литовские! В глуши дубов и клёнов
Охотился не раз наследник Ягеллонов;
Последний Ягеллон, он предков был достоин,
Последний на Литве король-охотник, воин [10],
Деревья милые! Увижу ли вас снова,
Друзей-приятелей далёкого былого?
Какими встречу вас? Под вашими ветвями
Ребёнком ползал я и любовался вами…
А как Баублис дуб? [11] В стволе его зияло
Огромное дупло; сходилось в нём бывало
Двенадцать рыцарей на пиршестве весёлом.
Шумит ли рощица Миндовга над костёлом? [12]
И липа та жива ль, размеров исполинских,
Над Росью светлою, у дома Головинских? [13]
Плясало вкруг неё, в тени ветвей зелёных
Сто молодых людей, сто девушек влюблённых.

Деревья старые! Вас меньше год от году,
И вырубают вас стяжательству в угоду!
Не петь лесным певцам в густой листве весенней,
Поэтам не мечтать под шелковистой сенью.
Ян отклик находил у липы в Чернолесьи [14],
Дуб, старый говорун, с короной в поднебесьи,
Нашёптывал певцу сказания лесные! [15]

А скольким, скольким я обязан вам, родные!
Бывало, упустив добычу, уязвлённый
Насмешками друзей, я уходил под клёны!
И сколько образов нашёл я у болота,
Присев в тени на холм. Что мне была охота?
Повсюду мох лежал серебряный и дикий,
Залитый синевой раздавленной черники.
Цветущим вереском отсвечивали дали,
И ягоды в листве, как бусины, сверкали;
А ветви наверху темнели, словно тучи,
И застилали высь завесою дремучей.
Порою вихрь шумел над неподвижным сводом,
Стонал и грохотал, подобно бурным водам.
Какой пьянящий шум! Казалось мне, бывало,
Что небо надо мной, как море, бушевало.

Руины городов внизу легли, как будто,
Дуб, вырванный грозой, к земле склонялся круто,
И словно сруб торчал; колонна за колонной
Валились на него стволы с листвой зелёной,

Трава сплела вкруг них подобие забора.
А в чащу не гляди: там властелины бора —
Медведи, кабаны; у входа в чащу — кости
Забредших к хищникам неосторожно в гости.
Меж зелени густой мелькают в отдалении
Фонтаны светлые, — но то рога оленьи;
И зверь, блеснув в кустах полоской золотою,
Исчезнет, словно луч за порослью густою.

И снова тишина. Лишь дятел еле-еле
Стучит и прячется, летя от дуба к ели;
Стучит и вновь летит всё дальше, без оглядки,
Как будто бы шалун зовёт играть с ним в прятки,
Да белочка грызёт орешки торопливо,
Над головою хвост раскинув горделиво,
Как пышное перо на шишаке военном;
Насторожится вдруг движением мгновенным
И, гостя увидав, лесная танцовщица,
Быстра, как молния, по гибким веткам мчится
И прячется в дупле, невидимом для взгляда,
Как прячется в лесу пугливая дриада.
И снова тишина.
Но ветви колыхнулись,
И гроздья свежие рябины покачнулись,
И щёки вспыхнули, как гроздь рябины в пуще,
У юной девушки, по ягоды идущей;
Свой кузовок она протянет вам невинно
Со свежей, как уста, румяною малиной;
А рядом парень гнёт орешины густые, —
Рвёт на лету она орехи молодые.

[2]

Эмиссар — посланец; здесь — тайный польский агитатор-патриот. Впервые эти наполеоновские эмиссары появились в Варшаве в 1805 году; после своего посещения Варшавы (1807) Наполеон направил своих эмиссаров на Литву и Волынь для возбуждения недовольства среди населения и собирания информации.

[3]

Крепь — так переводчик передаёт польское слово matecznіk, означающее здесь «недра пущи», с заматерелым, вековечным лесом, естественные заповедники, где сохраняется и выводится всякий зверь. Мицкевич в описании mateсznika опирался на народные поверья о недоступных человеку лесных недрах, куда знают доступ какими-то им одним известными тропами только звери, которые и отправляются туда умирать.

[4]

Свитезь — озеро к югу от Новогрудка площадью около 20 км², среди большого плужинского бора (это озеро описано в балладе А. Мицкевича «Свитезь»). — Понары — понарские горы, гряда живописных лесистых холмов неподалёку от г. Вильнюса, на юго-запад от него. — Кушелево — кушелевская пуща в юго-западной стороне б. Новогрудского уезда.

[5]

Витенис — литовский великий князь конца XIII — начала XIV века. Миндовг (Миндове, Мендог) — король Литвы в XIII веке (1253—1263), основатель Литовского государства, подчинивший себе многих князей как литовских, так и западнорусских. После его смерти созданное им государство распалось. Возле Новогрудка, родины А. Мицкевича, находится курган, по преданию, с могилой Миндовга. Гедимин — великий князь литовский (1315—1341), основатель г. Вильнюса; при нём Литва превратилась в большое и сильное государство; он был отцом великого князя Кейстута и дедом Владислава Ягеллы, при котором Литва объединилась с Польшей.

[6]

И песней тешился искусного Лиздейки. — В старинной хронике Стрыйковского говорится, что Лиздейко был последним верховным жрецом языческой Литвы.

[7]

По преданию, великому князю Гедимину приснился на Понарской горе железный волк, и Гедимин, по совету вайделота Лиздейки, заложил вблизи город Вильно (А.М.).

Эту легенду о Гедимине записал в своей хронике Стрыйковский: «Снилось ему, что он видит огромного и сильного волка, закованного как бы в железные латы».

[8]

Эта легенда выросла, по-видимому, из наивного осмысления названия Вильно, которое сближается со словом волк (волк, по-польски, wilk).

[9]

Легендарные основатели Рима, близнецы Ромул и Рем, были будто бы выкормлены волчицей. Эта древнеримская легенда объясняет литературное (по аналогии) происхождение приведённой у Стрыйковского литовской легенды об основании Вильнюса.

Ольгерд (1345—1377) — великий князь Литвы, отец Владислава Ягеллы (1377—1434), кроме которого у него было ещё одиннадцать сыновей, ставших родоначальниками нескольких знатных литовских фамилий. Ольгерд правил Литвой совместно с Кейстутом (младшим сыном Гедимина).

[10]

Зыгмунт-Август, по старинному обычаю, препоясался в столице Великого Княжества Литовского мечом и короновался шапкой Витольда. Он очень любил охоту (А.М.).

«Шапка Витольда» — государственная регалия Литвы. (Ср. «шапка Мономаха».)

Зыгмунт-Август (1520—1572) — Сигизмунд II Август, польский король с 1548 по 1572 год, последний Ягеллон на польском престоле; после него Польша стала выборной монархией.

[11]

В Росенском уезде, в имении Пашкевича, земского секретаря, рос дуб, прозванный Баублис, некогда, в языческие времена, считавшийся священным. В дупле этого исполина Пашкевич устроил кабинет литовских древностей (А.М.).

Пашкевич, Дионизы — известный собиратель литовских древностей, историк, автор нескольких трудов, вышедших около 1820 года.

Дуб Баублис насчитывал будто бы около тысячи лет и, по преданию, считался священным ещё в языческой Жмуди. Засохший в 1811, он был срублен в 1812 году. Внутри его ствола была вырублена беседка, и в ней устроен музей, о котором вспоминает поэт в своих «Объяснениях». В беседке могло разместиться не менее десяти человек.

[12]

Шумит ли рощица Миндовга над костёлом? — Недалеко от приходского костёла в Новогрудке росли древние липы; их много вырубили около 1812 года (А.М.).

[13]

Рось — правый приток Днепра, очень живописный. В поместье Головинских над Росью, Стеблеве, радушно приняли поэта, когда он направлялся в Одессу, в феврале 1825 года. Остатки гигантской липы существовали ещё в конце XIX века.

[14]

Чернолесская липа — дерево, осенявшее дом Яна Кохановского, великого польского поэта XVI столетия; эта липа увековечена им в нескольких стихотворениях.

[15]

См. поэму Гощинского «Каневский замок». В третьей части поэмы казак Небаба думает в степи на вершине древнего дуба о великом прошлом Украины.