Протазий второпях пустился в путь из дому,
И кстати: всё пошло совсем здесь по-иному.
К судье пришёл монах, стоял он на пороге.
Был это бернардин; взволнованный, в тревоге,
Он закричал Судье: «Беда нам с пани тёткой,
С той Телименою, кокеткой и трещоткой!
Осталась Зосенька сироткой в детстве раннем
Без денег, Яцек сам следил за воспитаньем.
Договорился он с любезной Телименой, —
По слухам опытной и доброты отменной!
Но вижу, что она мутит в усадьбе воду,
От выдумок её большой соблазн народу!
То льнёт к Тадеушу, то к Графу, а, пожалуй,
Хотелось бы двоих прельстить кокетке шалой.
Как удалить её? Возникнут сплетни скоро,
У молодых людей вот-вот начнётся ссора!
Тогда придёт конец твоим переговорам».
«Переговоров — нет! Я кончил с этим вздором!»
«Как! — закричал монах. — В своём ли пан рассудке?
Быть может, ваша честь со мною шутит шутки?»
«То не моя вина, — сказал в сердцах Соплица, —
Граф дерзок и спесив, с ним трудно помириться!
Гервазий — негодяй! Суд разберётся в деле!
Когда мы в замке все за ужином сидели,
Не знаешь ты, как Граф тогда набезобразил!»
«Зачем же, ваша честь, ты в этот замок лазил?
Я замка не терплю, ты знаешь, ваша милость!
Опять поссорились! Да что же приключилось?
Быть может, я ещё смогу уладить дело?
На ваши глупости глядеть мне надоело!
Есть поважней дела, чем слушать дрязги эти,
Ещё раз помирю…» — «Нет, ни за что на свете!
Проваливай, монах, и скатертью дорога! —
Судья в ответ ему. — Вот ксёндз, каких немного!
Над добротой моей ты хочешь посмеяться!
Привыкли своего Соплицы добиваться!
Судились долго мы, чтоб всем на удивленье,
Поставить на своём в четвёртом поколеньи!
И так уж я сглупил, послушавшись совета,
Созвав третейский суд на смех всего повета!
Не надо мира мне, нет мира между нами! —
Выкрикивая так, затопал он ногами, —
Пусть за вчерашнее попросит он прощенья,
А нет— за палаши! Попомнит угощенье!»
«А если Яцек бы узнал о том, Соплица?
Он с горя умер бы! Так делать не годится!
Не стану вспоминать ужасного событья,
О зле содеянном не стану говорить я!
Не Тарговица ли вам отдала когда-то
Горешковы поля — имущество магната? [5]
Твой брат, раскаявшись в тягчайшем прегрешеньи,
Поклялся возвратить наследникам именье.
На Зосеньку давал он деньги, не жалея,
Просил растить её, одну мечту лелея:
Тадеуша теперь сосватать с сиротою,
Таким путём хотел разделаться с враждою,
Вернуть наследнице — наследство без позора!»
«Да мне-то что? На мне ведь не лежит укора! —
Ответствовал Судья. — Я не встречался с Яцком,
Хоть о житье его наслышан гайдамацком.
У езуитов я учился в эти годы,
А после службу нёс у пана воеводы.
Мне земли дали — взял, и Зосю ради брата
Лелеял, пестовал, растил, как дочь магната!
Причём же Граф? Скажи! Всё это бабье дело
Мне, признаюсь тебе, давно осточертело!
Какой он родственник Горешкам? Фертик жалкий!
Десятая вода на киселе! [6] По прялке!
Смеётся надо мной. Так для чего ж мириться?»
Ксёндз тихо произнёс: «Есть для чего, Соплица!
Ведь Яцек в легион хотел отправить сына.
Потом оставил здесь. Была на то причина!
Тадеуш здесь в краю, скажу тебе по чести,
Полезней родине! Ты, верно, слышал вести,
Которые теперь разносятся повсюду.
Пришла пора узнать их и простому люду!
Война над головой! Об этом знает всякий,
Война за Польшу, брат, а мы с тобой — поляки!
Когда я к вам спешил, глаза мои видали:
Форпосты польские на Немане стояли!
Ведёт Наполеон к нам армию такую,
Какой не видел свет, и я душой ликую:
Ведь польские полки идут в войсках французов.
С орлами белыми Домбровский, славный Юзеф,
По мановению руки Наполеона
За Неман выступят к отчизне воскрешённой!»
Судья сложил очки, не говоря ни слова,
И, глядя на ксендза, всё теребил их снова.
Вот, наконец, вздохнул и, заморгав глазами,
К монаху бросился на шею со слезами:
«Мой Робак! — он сказал. — Да неужели правда,
Мой Робак! — восклицал. — Да неужели правда?
Нам столько раз уже французов обещали,
Вот, говорят, идут… Мы верили и ждали!
Вот, говорили нам, французы в Ковно, ждите!
Мы ждали — Бонапарт мир заключил в Тильзите! [7]
Да правда ли? Скажи! Не обещай напрасно!»
«Всё правда! Как бог свят!» — ответил Робак страстно.
«Да будет на тебе небес благословенье! —
Тут руки ввысь воздел Соплица в умиленьи, —
Нет, не раскаешься ты в миссии священной,
И не раскается твой монастырь смиренный!
Овец две сотни дам монастырю святому!
Присматривался ты, монах, вчера к гнедому
И сивого хвалил; бери обоих смело,
Что хочешь, то проси; процесс — другое дело!
Мириться не могу; отмщу за оскорбленье
И Графа притяну к суду без промедленья!
Могу ли допустить!»
вернуться
[5]
Тарговица, тарговицкая конфедерация — союз польских магнатов (во главе со Щенсным Потоцким, Ксаверием Браницким, Шимоном Коссаковским и др.), добившийся, при поддержке царских войск, отмены польской прогрессивной Конституции 3 мая (1791). Конфедерация эта организовалась 14 мая 1792 года в местечке Тарговица, возле Умани (Киевская область). Позднее к ней примкнул и король Станислав-Август.
вернуться
[6]
Кисель, литовское кушанье, род галантира; он приготовляется из заквашенного молотого овса, отполаскиваемого водой до тех пор, пока не отделятся все мучные частицы; отсюда и поговорка (А.М.).
вернуться
[7]
Наполеоновские войска ещё в 1806 году вступили на польские земли, отошедшие после трёх разделов к Пруссии. 19 декабря 1806 года Варшава торжественно встречала Наполеона. Победы, одержанные 14 октября 1806 года Наполеоном над пруссаками под Иеной и Ауерштедтом, окрылили поляков. Но в июле 1807 года французский император заключил с Александром I мир в Тильзите, вызвавший в Польше разочарование: вместо независимой и сильной Польши на карте Европы появилось карликовое герцогство Варшавское.