Топорщатся усы — и четырьмя руками
Уроды шевелят, как будто бы крылами!
В испуге он хотел крестом оборониться,
Но к боку правому пригвождена десница!
А шуйца к левому! Тут понял он спросонок,
Что был он перевит, спеленут, как ребёнок!
Бедняк зажмурился — глаза бы не глядели!
Лежал ни жив ни мёртв, вздыхая еле-еле.
Кропитель вскинулся, увы! Он, как нарочно,
Был кушаком своим во сне обвязан прочно!
Напрягся, подскочил движением умелым,
Упал на шляхтичей своим могучим телом.
Как щука, бился он, а так как был здоровым,
То воздух оглашал медвежьим, зычным рёвом!
«Измена!» Рык его всех разбудил мгновенно,
Подхвачен всеми был: «Насилие! Измена!»
Разнёсся эхом крик и по зеркальной зале,
Где Граф с жокеями и с Козерогом спали;
Проснулся Козерог, но опоздал как раз он,
К рапире собственной был накрепко привязан!
Гервазий выглянул из-за своей рапиры,
Каскетки увидал, зелёные мундиры…
Один со шпагою и в поясе богатом
Клинком указывал на шляхтичей солдатам:
«Вяжи!», — он говорил иль что-то в том же роде.
Жокеи связаны, остался на свободе
Лишь безоружный Граф, с драбантами на страже.
Гервазий их узнал и содрогнулся даже, —
Да это ж москали!
Из этих оказий,
Бывало, выходил не раз, не два Гервазий,
Был опытен уже и знал он все уловки,
К тому же крепок был, рвал цепи и верёвки.
Представясь, что уснул, зажмурился Рубака,
Сам вытянулся он во всю длину, однако,
Втянул в себя живот Гервазий что есть мочи
И сжался, — вдвое вдруг он сделался короче!
Как будто длинный змей, в тугой клубок свернулся.
Гервазий воздуху набрал, как шар раздулся
И выпрямился вдруг, но не добился цели…
Верёвки скрипнули, однако уцелели.
Мопанку лёг ничком, не выдержав позора,
И как чурбан лежал, не поднимая взора.
Донёсся до него чуть слышно бубнов рокот,
Всё разрастался он, сливаясь в дробный грохот.
Дал офицер приказ оставить Графа в зале
Под стражей егерей, а шляхтичей, чтоб гнали
Во двор, где собралась уже другая рота…
Кропитель тщетно рвал проклятые тенёта!
Штаб во дворе стоял; там, захватив доспехи,
Другие шляхтичи, Бирбаши и Гречехи —
Приятели Судьи, сошлись не для потехи,
Услышав про наезд, на помощь поспешили
С Добжинскими они к тому же не дружили [2].
Кто москалей успел уведомить о бое?
Кто шляхте передал известие такое?
Асессор? Янкель ли? Есть разные рассказы,
Но правды не сказал о том никто ни разу!
Светило поднялось над хмурым небосклоном,
Алея по краям, сияния лишённым,
Диск отуманенный отсвечивал багрово,
Как раскалённая под молотом подкова.
Гнал ветер облаков ряд бесконечно длинный,
Как будто льдина шла за тающею льдиной
И на ходу дождём холодным проливалась,
Тут ветер налетал; всё вновь чередовалось:
Вслед ветру облака и дождик с небосвода…
День переменчивый, ненастная погода!
Вот приказал майор, чтоб сохнувшие брёвна
Собрали, продолбив отверстия в них ровно,
И ноги узников велел засунуть в дыры,
Сомкнув другим бревном, чтоб не ушли задиры!
Колодки скреплены, и шляхтичи забились,
Как будто в ноги их зубами псы вцепились!
Злосчастным пленникам назад скрутили руки,
Распоряженье дал майор — для пущей муки
Содрать у шляхтичей с голов конфедератки,
С плеч — кунтуши, плащи и даже тарататки.
Сидели шляхтичи с нахмуренными лбами
И выбивали дробь от холода зубами,
Хотя горячий стыд их прошибал до пота.
Кропитель тщетно рвал проклятые тенёта!
Судья просил за них, но было всё напрасно,
И Телимена с ним мольбы взносила страстно.
И Зося плакала, и было много криков…
Смягчился капитан храбрец Никита Рыков,
Хотел он выпустить шляхетство в ту минуту,
Но подчинялся сам — увы! — майору Плуту!
Майором был поляк из городка Дзерович[3],
Носил он польскую фамилию Плутович,
Но изменил её, отъявленный мошенник,
Так поступал кой-кто из-за чинов и денег.
Плут подбоченился, нос кверху задирая,
И с трубкою в зубах стоял, на фронт взирая.
Желая показать, что он разгневан сильно,
Он к дому повернул и задымил обильно.
А дома Рыкова задобрил пан Соплица,
Уже с Асессором успел он сговориться,
Как шляхтичей спасти от этакой напасти,
А главное, как скрыть беду от царской власти.
вернуться
[2]
В оригинале сказано: «издавна враждовали» и названы: Подгайские, Бирбаши, Гречехи и Бергели. Всё это — роды белорусской, по происхождению,шляхты, тогда как Добжинские были, как уже говорилось, поляки-мазуры, лет за четыреста до описываемых событий поселившиеся в Белоруссии и сохранившие все свои племенные особенности.
вернуться
[3]
Плут — вымышленная фамилия, обличающая характер этого полякаренегата, которому Мицкевич отводит столь незавидную роль в последующих событиях. Местечка Дзеровичи в действительности не было; это тоже вымышленное название от слова odzierac — обдирать. Выходит, следовательно, так: «Плут из местечка Обдиралова».