Ах, кто приятеля любил хотя немного,
То искорка любви, пред дальнею дорогой,
Наверно, вспышкою украсила прощанье,
Как будто жизни луч в минуту угасанья!
Прощаясь с земляком на вечную разлуку,
И чёрствый человек испытывает муку!
Бедняжка! Услыхав, что я уеду вскоре,
Упала замертво — её скосило горе!..
Слезами залилась… Я и теперь бледнею,
Лишь вспомню, как я был любим взаимно ею!
Впервые плакал я в ответ на слёзы эти,
От счастья, помнится, всё позабыл на свете,
Хотел обвить в слезах я стольниковы ноги,
«Убей!» молить его, в смятеньи и в тревоге,
«Иль сыном назови!» — но в час последней встречи
Он обдал холодом, повёл другие речи:
О свадьбе дочери, да, он просватал панну!
Гервазий, понял ты, я пояснять не стану,
Ты добрый человек!
Сказал: «Совета пана
Прошу, приехал сват от сына каштеляна;
Ведь ты приятель мой, как мне принять магната?
Сам знаешь, дочь моя красавица, богата,
Сын каштеляна он из Витебска. В сенате
Хоть не из первых [13], но… Совет твой будет кстати!»
Что отвечал ему? Не помню! Вероятно,
Я промолчал в ответ и ускакал обратно.
Гервазий закричал: «То это, то иное
Выдумываешь ты, но сам всему виною!
Коль обвенчаться ты хотел с магната дочкой,
То надо было бы её похитить ночкой
Иль силою забрать, а если мстить — так смело!
Но в сговор с москалём вступать — плохое дело!
Ты не отвертишься, мой меч тому порукой!»
«Я не был в сговоре, — ответил Яцек с мукой, —
Её бы мог добыть из-за замков, решёток,
Разбил бы замок впрах! Ведь целый околоток
Добжинский был со мной и прочие застянки,
Ах, если бы она была, как все шляхтянки,
Вынослива! Могла при лязге сабель, звоне
Со мною ускакать, не думать о погоне!
Но бедная! Она, взлелеянная с детства,
Пугливою была, — как ей пускаться в бегство!
Былинка вешняя! Одно прикосновенье
К оружию — её убило б во мгновенье!
И я не мог! Не мог…
Открыто отомстить, разрушить замок сразу?
Нельзя, — узнали бы, что не стерпел отказу!
Душа твоя чиста, Гервазий, ты доныне
Не знаешь горьких мук обиженной гордыни!
Гордыня привела меня к иному плану:
Не выдавать себя, готовить мщение пану,
Убить любовь в себе, не поддаваться гневу,
Жениться на другой, предать забвенью Эву.
Потом, потом найти, к чему бы мне придраться
И отомстить…
Вот показалось мне, что я достиг покоя;
Обрадовался я и в брак вступил с другою:
Соединился я с убогою девицей, —
Я плохо поступил, наказан был сторицей!..
Я не берёг её и не любил нимало,
А мать Тадеуша любила и страдала!
Но Эву я любил и злость меня душила,
Ходил я, как в чаду, всё было мне не мило,
Не проявлял тогда к хозяйству интереса,
Как ни старался я; по наущенью беса
На всех сердился я, ни в чём не знал утехи.
И от греха к греху катился без помехи…
С тоски я запил…
Недолго прожила жена моя на свете
И мне оставила дитя и муки эти!
Зато, как сильно я всегда любил другую…
Где б ни жил, сколько лет, забыть всё не могу я!
Голубка нежная рисуется доныне
Так ярко предо мной, как будто на картине!
Я пил, но памяти не мог залить вином я,
Не забывал её, хоть был в краю ином я!
Теперь в сутане я, слуга покорный божий,
Израненный, в крови… О ней тоскую всё же!
Об Эве, в час такой? Но все мы в божьей воле!
Хочу чтоб знали вы: не без сердечной боли
Злодейство совершил…
Отпраздновал тогда Горешко обрученье,
Повсюду толки шли об этом обрученьи,
Лишь только ей кольцо надел пан воевода, —
Упала замертво, к смущению народа,
И чахла с той поры от горя и печали.
Шептались — влюблена… В кого? Того не знали…
Но Стольник весел был и пировал с друзьями,
Он задавал балы, и дни сменялись днями,
Шла за пирушкою разгульная пирушка,
На что был нужен я — ничтожество, пьянчужка?
Обрёк меня порок на посмеянье света!
Меня, который был грозой всего повета,
Меня, которого звал Радзивилл: «Коханку» [14],
Который выезжал, бывало, спозаранку
Со свитой пышною, подстать и Радзивиллу,
вернуться
[13]
Каштеляны были сановниками ниже воевод и в сенате подразделялись на два ранга: из них старшие сидели позади воевод в креслах и назывались «кресловыми каштелянами». Таким был и витебский каштелян.
вернуться
[14]
Радзивилл — князь Кароль Радзивилл (1754–1790). У него была привычка, обращаясь к приближённым, говорить «коханку» («дружок», «друг мой!», «душа моя!»); от этого постоянного присловья его и прозвали «Пане Коханку».