В ближайшем городке штаб сделал остановку,
А командиры шли с обозом в Соплицовку:
Пришёл со свитою сам генерал Домбровский,
Квязевич и Гедройц, Грабовский, Малаховский [8].
Добраться к ночи лишь в имение успели,
И в замке, во дворе нашли себе постели.
Приказы отданы, не позабыты стражи,
Все утомлённые легли заснуть тогда же.
Утихло всё кругом, и воины уснули,
Бродили по двору, как призраки, патрули.
Бивачные костры кой-где светились в поле.
Да слышались в ответ на оклики пароли.
Хозяин и вожди, все спят во мраке ночи,
И только Войскому сон не смыкает очи;
Обдумывает он изготовленье пира,
Прославить хочет им Соплиц на зависть мира.
Пир этот должен быть достоин приглашённых
И соответствовать триумфу наречённых.
Ведь завтра день святой и в доме, и в костёле.
Двойное торжество отпраздновать легко ли!
Домбровский с вечера упомянул пред Войским,
Что предпочтение даёт он блюдам польским.
Созвали поваров соседних ради спеха —
Пять слуг отборнейших; придворный шеф — Гречеха;
Подобно поварам, он был в халате белом;
И руки обнажил, чтоб заниматься делом:
Хлопушку он держал своей рукою правой
И ею мух гонял, жужжащих над приправой.
Рукою левою очки на нос надвинул,
А из-за пазухи тотчас же книжку вынул,
«Чудесным поваром» [9] та книга называлась,
В ней описание старинных блюд давалось.
Граф Оссолинский [10] сам оттуда брал советы,
Когда в Италии устраивал банкеты
На удивление святейшему Урбану[11].
Коханку Радзивилл, как подобает пану,
В Несвиже[12] принимал достойно Станислава,
Штудируя её. Жива поныне слава
Банкетов княжеских в повете и в округе.
Что Войский ни прочтёт, то выслушают слуги,
И тотчас закипит у поваров работа,
И застучат ножи тяжёлые без счёта;
Как почерневшие от сажи чертенята,
С вином и с молоком шныряют поварята
И льют из кувшинов в кипящие кастрюли;
Другие между тем в печи огонь раздули,
Гречеха приказал, чтоб пламя не погасло,
Скорее лить в него растопленное масло.
(Избыток разрешал роскошество такое.)
А повара уже готовили жаркое:
Оленей, кабанов на вертела сажали;
Другие — специи для соусов мешали.
В углу щипали птиц, и пух летал повсюду,
Тетёрок, глухарей наваливали груду,
Но нехватало кур; передушил их Пробка,
Когда на птичнике хозяйничал неробко!
Перевелась вконец куриная порода,
Хотя б одну из них оставил для развода!
Не смог оправиться курятник Соплицова,
Не обзавёлся он домашней птицей снова!
Но выбор туш мясных был короля достоин;
Нашлись они в дому, привезены из боен,
Из ближних, дальних мест собрали туши эти…
Одной амброзии не будет на банкете!
Настало празднество заступницы всепетой [13];
Погода ясная была уже с рассвета,
И небо чистое, как голубое ложе,
Простёрлось над землёй, с повисшим морем схоже;
Мерцали звёздочки, как перлы в синем море.
Летело облако, белея на просторе,
И погружалось вглубь спокойно, без усилья:
Не херувимские ль тонули в небе крылья?
Молитвой ангела до зорьки задержали,
Он упорхнуть спешит в светлеющие дали.
В бездонной глубине созвездья потускнели,
Небесное лицо светилось еле-еле;
Хоть правая щека ещё в тени лежала,
Однако левая зарделась яркоало.
И точно веко, вдруг округлость небосклона
Слегка раздвинулась, — блеснуло око сонно.
И, как зрачок, в глазу зажёгся луч играя,
Всё небо прочертил от края и до края,
Стрелою золотой туманность рассекая.
Вот по сигналу дня зажглись потоки света,
И тысячи лучей скрестились, как ракеты,
А солнце выплыло лениво, утомлённо,
Спросонок щурилось, взирая с небосклона.
Семью цветами вдруг оно блеснуло сразу,
Как яхонт алое, а то под стать топазу,
И засверкало всё хрустальными огнями,
Потом брильянтами и, наконец, как пламя.
По светлому пути, на небесах высоко,
Большое, как луна, шло солнце одиноко.
Перед часовнею, задолго до восхода,
Со всех сторон сошлась тьма тьмущая народа;
Как будто собрались на поклоненье чуду
Благочестивые крестьяне отовсюду.
И любопытство их к тому же разбирало:
На мессу — ждали ведь сегодня генералов, —
Вождей прославленных народных легионов,
Которых знали все и чтили, как патронов,
Чьи подвиги, бои, скитанья на чужбине
Служили на Литве евангелием ныне.
Солдаты собрались, и офицеры с ними;
Любуется народ героями своими, —
Свободны земляки, блестят на них мундиры;
По-польски говорят солдаты, командиры!
вернуться
Польские генералы — участники похода 1812 года.
вернутьсяКнига «Отличный повар», теперь чрезвычайно редкая, лет полтораста тому назад изданная Станиславом Чернецким (А.М.). Книжка Стан. Чернецкого носила двойное, латинское и польское, название, а «Отличным поваром» называлась книжка Валендка, которая была в библиотеке поэта во время его первого заграничного путешествия.
вернутьсяОссолинский, Ежи (1595—1650) — посол польского короля Владислава IV к Урбану VIII — папе римскому в 1633 году.
вернутьсяУпомянутое посольство в Рим часто описывали и изображали на картинах. См. предисловие к книге Чернецкого «Отличный повар»: «Это посольство вызвало изумление всего западного мира; и так замечательны были блеск и устройство стола, что один из римских князей воскликнул: «Рим счастлив, принимая ныне такого посла». Чернецкий сам возглавлял кухню Оссолинского» (А.М.).
вернуться
Несвиж — местечко новогрудского повята, принадлежавшее князю Радзивиллу. Последний с необыкновенным великолепием принимал в 1782 году короля Станислава Августа Понятовского, против которого долгое время боролся.
вернуться
В оригинале поэт говорит: «День пресвятой девы кветной» (по-польски «квят» — цветок). Такого праздника в католической церкви нет. Есть праздник «божьей матери зёльной», 15 августа (Успение Богородицы), когда по деревням несут в костёлы всякие зелья и злаки для освящения. В 1812 году этот праздник 15 августа прошёл в Новогрудке необыкновенно торжественно, т.к. он совпадал с днём рождения Наполеона. Вот этот праздник богоматери зёльной, вероятно, имел в виду поэт, перенося настроение этого дня на несуществующий весенний праздник, которому он дал вымышленное название. Ведь и вторжение наполеоновских войск он перенёс с июня—июля на весну, эту пору надежды, в ореоле которой им даны обе последние песни «Пана Тадеуша».