— Настырные ребята, — снова тихо сказал старпом.
Судно шло близко от пестрого берега. Домики, яркие занавески, сады, виллы, яхты группировались и распадались, как в калейдоскопе.
Костя поднес к глазам бинокль, запотевшим ладоням приятно было ощущать его холодноватую тяжесть. Лоцман, не оборачиваясь, бесстрастно сказал:
— Прибавьте ход, кэптен, прибавьте ход.
— Я полагаю, этого не следует делать, Умеран-эффенди, тем более что впереди крутой поворот.
— Кэптен лучше знает Босфор, чем я?
— Нет, но за поворотом — судно. Я вижу верхушку мачты.
Лоцман мгновение рассматривал Костю в упор, потом снова повернулся к окну:
— В таком случае сбавьте ход, кэптен, — Умеран-эффенди пошевелил щеточкой усиков, кашлянул. — Лэво, помалу, лэво помалу.
«Да где же этот тюлень с водой?» — передвигая ручку телеграфа, подумал Костя о третьем штурмане. Тот появился, легкий на помине, смущенно нес графин.
— Вот, воды не принес. Компот лучше. — Александр Андреевич выцарапал из нагрудного кармана рубашки тонкий стакан и со звоном поставил посуду на ящик с сигнальными флагами. — Пожалуйста.
— Что, некого прислать было? — спросил старпом.
— Лэво на борт, — сказал лоцман.
Судно стремительно покатилось влево, и белый флагшток на носу, как прицел, заскользил по черному борту большого и неряшливого парохода с обтрепанным ливанским флагом на закопченной грот-мачте.
Лоцман беспокойно оглянулся на рулевого.
— Лево на борту, Умеран-эффенди, я добавляю ход. Не дать ли два гудка? — спросил Костя.
Лоцман дернул плечиком, но все же нажал на рукоятку тифона.
— Катер с левого борта раздавим! — испуганно закричал третий штурман.
— Черт с ним, не врезаться же в эту дуру!
Ливанец, густо коптя, забирал влево, прижимаясь к своему берегу. Катер с фотографом, стукнувшись кормой о «Карск» и резко накренясь, развернулся на обратный курс.
— Отлип, стервец, — сказал старпом.
Когда разошлись с ливанским транспортом, лоцман подошел к графину, налил себе компоту в стакан, недоверчиво просмотрел стакан на свет, зажмурясь, выпил.
— О, холодный!
Затем он выпил еще полстакана, достал из кармана пачку английских сигарет и тронул Костю за локоть:
— Не хотите ли закурить, кэптен?
— С удовольствием, благодарю вас. — Костя взял сигарету и прикурил от лоцманской зажигалки с эмалевой красоткой на крышке.
— Я добавляю, Умеран-эффенди. Пойдем быстрее, а?
Лоцман утвердительно кивнул, снова надел темные очки, затарабанил пальцами по раме. Мотивчик был непонятный.
— Дуленко, внимательней на руле, сейчас марш-бросок будет! Андреич, место! — И Костя весело подмигнул им.
Третий штурман, качнувшись, бросился к карте, а Дуленко согласно тряхнул своими неукраинскими волосами.
— Право полборта, — сказал Умеран-эффенди.
И началось то упоительное плавание, когда судно змеей, легко и непринужденно вьется в узкости, а сам ты сливаешься с ним до того, что ловишь себя на нелепом движении, когда, вцепившись руками в планширь мостика, стараешься повернуть судно, как поворачивают руль велосипеда. А слева и справа тянутся широкоформатные берега, на которых одновременно демонстрируются две документальные кинохроники, и мельком улавливаешь отдельные кадры то слева, то справа: пыльные развалины крепости, голубая полоска воды, огромный щит с фигуристой красавицей, рекламирующей пепси-колу, полированное дерево шезлонгов в тени, женская нога в перлоновом чулке, блеснувшая, как сабля, и снова полоска воды, и драные флаги старого белья, обвисшие на заборе у серой хибарки, и полосатая чалма, поднимающаяся с повозки, и кособокий пароходик на воде, и пятнистый вездеход с узкими глазами бронированных стекол…
Лоцман, изредка поглядывая на Костю, командовал рулевому. Дуленко вопросительно взглядывал на Костю, а тот лишь утвердительно кивал. И было хорошо, потому что все были заняты. Дуленко не тянуло на болтовню, третий штурман потерял свою обычную нерасторопность, забыл над картой о смене, а лоцман поскрипывал лаковыми ботинками, перебегая мостик с борта на борт, и тонким голоском подавал команды, а Костя прилип к телеграфу, не выпуская бинокля из рук, и только отмечал про себя все повороты и извилины Босфора да разве изредка подходил к карте — проверить место.
Так длилось до тех пор, пока не появился справа сам залив Золотой Рог, накрытый мостами, и Стамбул с мечетью Айя-Софья, а слева, в воде — старая Леандрова башня и молы нового порта, которые лениво ополаскивались сентябрьским Мраморным морем…