— Стоп ход, кэптен, — сказал лоцман, — я вызываю бот. Подпишите мне, пожалуйста, документы и заверьте печатью, кэптен.
Костя подписал документы, приложил заранее захваченную с собой печать, отдал бумаги лоцману и предложил:
— Не хотите ли перекусить чего-нибудь?
Лоцман посмотрел сквозь темные очки и отказался. Ну что ж, так оно и должно было быть. Костя отошел в угол рубки, закурил, посмотрел, как колечко дыма отразилось в пластике подволока.
Как же все хорошо и неопровержимо получалось у Афанасия Афанасьевича!
Лоцман рассматривал в бинокль левый берег. Катер не появлялся.
Тогда лоцман снял очки, подошел к Косте:
— Я извиняюсь, кэптен. Пожалуй, можно и перекусить, если только немного, если только есть рашен икра.
Костя ответил, стараясь, чтоб вышло безразлично, но достаточно вежливо:
— Икрой, к сожалению, угостить не могу. Однако кое-что найдем, прошу вас, Умеран-эффенди. Присмотрите за судном, Григорий Петрович!
Они спустились в капитанскую каюту, где в салоне на овальном, накрытом скатертью столе уже стояла посуда. Костя, торопясь, достал из холодильника тарелочки с помидорами в сметане, с зеленым перцем, запотевшую бутылку «Столичной», хлеб в плетенке.
— O, Russian vodka! — сказал лоцман.
— Надеюсь, выпьете немного? — спросил Костя и, не дожидаясь ответа, налил в две рюмки. — Ваше здоровье! — Они выпили вместе: Костя свою рюмочку целиком, а лоцман — на треть. Потом лоцман потянулся к тарелке, взяв рукой ломтик помидоринки, положил на хлеб, стал закусывать.
«Где же вилки, черт возьми? Ну, позор!» — Костя нажал кнопку буфетного звонка.
— Ничего, кэптен, не беспокойтесь, — сказал лоцман, — стюард, наверно, наверху, так тоже можно. — И он отпил еще треть рюмочки, положил на хлеб ломтик огурца, опять закусил.
Костя понюхал хлеб, взял телефонную трубку.
— Мостик? Григорий Петрович, вызовите мне буфетчицу. Что? Да вилок нету!
Умеран-эффенди допил последнюю треть, стал похрустывать перцем. Костя вытащил из холодильника тарелку с заливной осетриной и еще бутылку «Столичной».
— О, вери гуд водка! — воскликнул лоцман, вскочил, подошел к окну: не идет ли катер за ним?
Катера еще не было. В дверь постучали, заглянула раскрасневшаяся буфетчица в босоножках и легком платьице. На ее круглом вологодском лице сияла улыбка.
— Чего, Константин Алексеич?
— Вилок нет…
— Охти мне, как я забыла! Да у вас и закусить нечем! Хотите, я вам яешню сделаю?
— Не надо, — сказал Костя.
Нина закрыла дверь.
— Прошу вас, Умеран-эффенди.
— Нет-нет, достаточно, мне еще нужно работать, — сказал Умеран-эффенди, — ну разве совсем немного.
Костя налил еще понемножку. Дверь без стука распахнулась, Нинина рука протянула две вилки и два ножа.
— Пожалуйста, — сказала Нина обиженно, — я вам яешню все-таки пожарю.
Тут Костя почувствовал, что здорово проголодался. Он протянул вилку лоцману, взял хлеб и принялся за осетрину. Лоцман похрустывал перцем и рассматривал шелковые шторки на окнах каюты.
— Кэптен, если появится бот, пусть чиф сообщит сюда.
— Хорошо, Умеран-эффенди. А это вот, — Костя взял вторую бутылку, — мой презент вам.
— Ну что вы, кэптен, — быстро ответил лоцман, — ну что вы! Впрочем, это, может быть, пусть будет для моей семьи… Попросите старпома, пусть сообщит, когда появится бот. — Лоцман взял бутылку, стал прятать ее во внутренний карман пиджака.
Костя повернулся к телефону, позвонил на мостик старпому. Тот ответил:
— Буксирчик уже идет к нам.
Костя снова обернулся к лоцману. Умеран-эффенди деловито укутывал своим красивым галстуком горлышко бутылки, торчащее из кармана. Воротник его желтой рубашки был расстегнут. Изнутри материя протерлась, у отворотов блестела темная жирная полоска.
— Это для моей семьи, — повторил лоцман, и на его смуглом лице проступила частая сеточка синеватых жил.
Оказывается, лицо у лоцмана было совсем пожилое.
— Катер уже идет, Умеран-эффенди.
Лоцман вскочил и засуетился.
— Да нет. Он еще далеко, перекусите, пожалуйста.
Лоцман остановился, взял свою рюмочку:
— Вы очень молоды, кэптен. Я желаю вам удачи.
— Благодарю вас. Спасибо за помощь. Ведь вы — мой первый лоцман.
И они отпили по глотку ледяной, а потому совсем не пахнущей водки.
— Кэптен идет наверх, я спускаюсь в бот. — Лоцман подтянул и застегнул на пуговицу рубашку, горячей сухой ручкой пожал Костину руку и, покачнувшись, быстро пошел по коридору. Он чуть-чуть опьянел, лоцман.
— Александр Андреич, проводите лоцмана! — крикнул Костя в открытую дверь каюты третьего штурмана и стал подниматься на мостик, думая о том, что штурман и правда чересчур увалень и как-то неловко перед иностранцами, даже перед этим Умеран-эффенди, за таких нерасторопных моряков на борту. Было грустно.