Сергей посмотрел, как он сильно выгребает вдоль волны, успокоился и пошел на мостик, а по дороге заглянул в кают-компанию за чашкой кофе.
Витя Епифайнен комбинировал себе бутерброд с колбасой, маслом и сыром.
— Что, Александрыч, есть неохота после вчерашних именин? Где был-то?
— Тут, напротив…
Накануне Сергей отпросился в книжный магазин и библиотеку за учебниками.
— Это не в стиле морских традиций, Сергей Александрович, — сказал капитан, — старпом перед уходом должен сидеть на борту, но мне не жалко. Я побуду до семнадцати ноль-ноль. Успевай. Я жене обещал с бельем помочь. Успевай.
Сергей знал, что эту стоянку капитан еще не прикасался к домашнему хозяйству и это грозило осложнениями всему экипажу: капитан ценил жену и в рейсе нервничал, если не успевал выстирать и перегладить белье, или натереть полы, или помыть окна, или сделать еще что-нибудь.
А Сергей опоздал. Точнее, он прибыл вовремя, однако судно уже угнали на дальний топливный склад допринять мазут. Сергей уложил в углу диспетчерской стопку книг и заручился у начальства согласием на катер к двадцати одному часу, невзирая на бурчание дежурного диспетчера Остева. Потом он съездил в магазин, который в Мурманске до сих пор нет-нет да и назовут «Люкс», купил подарок, какой подвернулся, в гастрономе внизу взял бутылку водки, охапку окуня холодного копчения и отправился на день рождения своего старинного, с полудетских лет, дружка Алешки Кузнецова.
В автобусе на нижней дороге была обычная давка, и Сергей похвалил себя за предусмотрительность: жирного окуня он замотал в пять или шесть газет, и китайский шевиотовый плащ остался цел.
Парфюмерный набор «Шипр» и водка были спрятаны в боковых карманах и болтались где-то возле самых колен, когда он разыскивал в нижнеростинском поселке Алешкин дом, перепрыгивая через мыльный ручей, канавы и подмерзлые лужи. Он так бы и не нашел этот домик среди клепанных в послевоенное время частных халуп, если бы сам Алешка не увидел его, когда выскочил на улицу. Кирпичное от загара Алешкино лицо враз посветлело.
— Эй, Александрыч, вот мои полдворца! Извините, обождите минуточку, я моментом, — Алешка застеснялся, — вот в эту дверь идите, я догоню.
Они дружили лет десяток назад, в школе юнг, и столкнулись на одном судне, только Сергей пришел туда штурманом после мореходки, Алешка же — матросом после демобилизации. И Алешка никак не соглашался называть его на «ты», даже один на один, так уж он был прямолинейно воспитан.
Сергей вошел в указанную дверь и для начала оказался в темном низком коридоре, в конце которого светилась замочная скважина и раздавались вперебой голоса. Он пошел на скважину, придерживаясь стенки, по дороге миновал еще две двери, наконец нашарил среди обивочной дерюги плоскую дверную ручку, потянул, а нужно было ее толкнуть.
Застолье уже началось, и Сергей увидел частокол табуретных ножек, каблуки, подошвы, ноги в чулках и брюках и фигуры людей до пояса. Нагнув голову, он поднялся на три ступеньки вверх и увидел всех, и все увидели его.
— Вот это гость! А где именинник? Алеха! Принимай начальство! Надька, ты хоть поухаживай, что ли.
Подошла Алешкина жена Надя.
— Раздевайтесь, Сергей Александрович. Спасибо, спасибо. Ну и еще раз. Вот здесь вешайте пальто.
Ее прозрачные глаза улыбались, и рыжеватые, будто бы проволочные, волосы, завязанные узлом, поднимали кверху чистый подбородок.
«И где Алешка такую красотулю выкопал?» — привычно подумал Сергей и незаметно, само собой, оказался за покрытым газетами дощатым столом, по правую руку от именинника.
Появился с улицы Алешка, и Сергею налили, как полагается, штрафную, и он с извинением выпил половину и почал немудрящую закуску, чтобы перестали обращать на него внимание.
За столом сидели незнакомые Сергею пары и человека четыре матросов и мотористов с их парохода. Они не знали, как быть при нем, и Сергей старался есть и шутить в тон разговору, и вечеринка потихоньку двинулась дальше, и никто не замечал кряхтения ребенка в углу, в деревянной качке.
— Леша, с днем рождения тебя! Подарки я Наде отдал, а пацану, извини, ничего путного не взял, вот шоколадка, ешьте с мамой. Кстати, пацан у вас что-то беспокоится.
Надя поднялась с табуретки, побежала в угол, заохала, стала перепеленывать ребенка, качать, потом, отвернувшись, дала грудь.
Алешка раскраснелся, ерошил чубчик, довольно похлопывал себя по груди, снял пиджак, расстегнул бобочку, начал переставлять графины с яблочным морсом, облил водкой тушеную картошку, опять застеснялся и предложил пойти покурить.