Выбрать главу

Мне незачем повторять вам все строки вплоть до рокового вызова. Тибальт сделал выпад. Ромео парировал его и нанес ответный удар. Но шпага выпала из его руки, он зашатался, хватая руками воздух, и свалился наземь. Марджери Вейн, не сумев сдержаться, с криком выбежала из-за кулис. Но было поздно. Когда Эдама Кейли подняли с пола, он уже был мертв. — Доктор Фелл надул щеки и скорчил жуткую гримасу.

— Его все-таки подвело сердце? — спросил Нокс.

— Да, это установили сразу же. Но каков был результат после всех потрясений и первых приступов горя? Когда к концу лета все юридические вопросы прояснились, юная актриса из Нью-Джерси стала богатой восемнадцатилетней вдовой.

Впрочем, потом появились и иные результаты. Для труппы смерть Кейли означала полный крах. Но мисс Вейн заявила, что Ричбелл должен иметь свой театр. Первым ее поступком было увольнение молодого актера, который ей не нравился, а затем она и деловой менеджер Уильям Истабрук попытались спасти предприятие.

Из уважения к памяти покойного они отложили премьеру на две недели, а потом представили «Ромео и Джульетту» с поспешно выбранным актером на главную роль и потерпели провал. Провалились они и с «Учеником дьявола» Бернарда Шоу,[10] и с «Кругом»[11] — публика уходила со спектаклей. Им не хватало Эдама Кейли — или актера, равного ему по степени таланта. Они нуждались если не в гении, то по крайней мере в яркой личности, обладающей громким именем, но им не удалось таковую заполучить.

Марджери Вейн вернула деньги держателям абонементов и актерам, уже заключившим контракт, после чего не без сожаления распустила труппу. Так как в шоу-бизнес ворвалось звуковое кино, будущее театра Эдама Кейли было предрешено.

— Значит, она продала театр?

Доктор Фелл шумно вздохнул над потухшей сигарой:

— Нет, не продала. Она напрочь отвергла все предложения о покупке. Арендованный на длительный срок компанией «Хаскинсон инкорпорейтед», он был снабжен звуковой аппаратурой и превратился в кинотеатр «Маска».

Что касается Марджери Вейн, то она, как подобает послушной дочери, вернулась к родителям в Монклер. Там Марджери прожила до двадцати одного года. Став совершеннолетней и очень богатой вдовой, она отправилась покорять Европу. В те дни Европа означала Париж и Ривьеру. Но для нашей молодой леди в 1932 году она также означала и Лондон. Такая же решительная и честолюбивая, Марджери познакомилась с пожилым, но влиятельным сэром Джеймсом Мейплом. Выходить за него замуж не было необходимости — он предоставил ей шанс, которого она жаждала.

Большинству читателей газет известно, что произошло дальше. Марджери играла Джульетту. Она была первоклассной актрисой и доказала это. То, что Джульетта не являлась счастливой случайностью, Марджери Вейн продемонстрировала в последующие годы восторженной публике и критикам в таких непохожих ролях, как леди Тизл в «Школе злословия»,[12] Нора в «Кукольном доме»[13] и римлянка Ведия в «Воздай кесарю кесарево» — исторической эпопее в стиле «бросьте их на растерзание львам».

Доктор Фелл кратко изложил дальнейшие события. В жизнь Марджери Вейн вошел Джимми Рэнсом, восьмой лорд Северн, который в середине 30-х годов унаследовал большое поместье с двадцатью тысячами фунтов годового дохода. Оставив сцену после очередного триумфа, Марджери стала стойкой британской патриоткой, когда тучи войны сгустились перед бурей.

— А посмотрите на нее теперь! — воскликнул доктор Фелл. — Сэр Джеймс Мейпл мертв. Лорд Северн мертв. В Лондоне, Сомерсете и на юге Франции она — дама из высшего общества. Находясь на пике своей карьеры, Марджери превратилась в безупречную английскую леди или в ее очень удачную имитацию.

Повторяю: посмотрите на нее теперь! Она превосходно сохранилась — все еще красива и, несомненно, желанна! Вы скажете, что никогда не были официально представлены ей. Однако вы кивали ей при встрече, наблюдали, как она председательствовала за капитанским столом, видели ее гуляющей по палубе со своей преданной компаньонкой, мисс Элизабет Харкнесс, и своим «секретарем» Лэрри Портером, одним из вереницы молодых людей, которых она держала при себе в последние годы.

— Да, но…

— Вы хотите спросить, что меня беспокоит, не так ли? В ответ я спрашиваю вас: что беспокоит леди Северн, у которой как будто нет поводов для огорчений? Почему она распространяет вокруг себя атмосферу не то страха, не то ненависти? В одном я твердо уверен: что бы ее ни тревожило, оба ее компаньона не являются тому причиной. Где же тогда источник беспокойства? Откуда или от кого оно исходит? Что на уме у этой женщины?