- Может, сделать вырез поглубже, как ты считаешь? Тони покачал головой:
- И не подумай. В заведениях, куда мы с тобой пойдем, надо соблюдать приличия. До полуночи хотя бы, пока будешь на людях, до сепарё, в общем. А теперь накинь мех. Не знаю точно, как его полагается носить, попробуй-ка обмотай вокруг шеи.
Лойзка тоже не знала, как носят боа, но то ли когда-то видела это в кино, то ли в мечтах - она накинула боа на плечи, а один конец перебросила назад; получилось так элегантно, что Тони лишь молча всплеснул руками и сел, уставившись на Лойзку.
- Я тебе нравлюсь? - тихо спросила она, поняв его молчание.
Он кивнул.
Она подступила к нему поближе:
- Так что тебе хотелось бы и раздеть меня, а? Тони покачал головой и усмехнулся:
- Знаешь, Лойзка, я ведь учился на кондитера, правда, иногда этим так и не занимался, но на всю жизнь запомнил за-оведь: кондитер никогда не ест того, что печет сам. Он покует себе еду у колбасника. Поняла?
Лойзка пристально посмотрела на Тони. Она была удов-етворена. Затем переоделась, накинула халат и сварила кофе, "огда они сидели за столом, прихлебывая кофе, Тони объяс-ял, как он все представляет себе.
Лойзка внимала со счастливым видом, словно сказке о том, как из обыкновенной девчонки она превратится в принцессу.
А пан Гарманек рассказывал пану премьер-министру свою казку. Шевеля тонкими бескровными губами, он говорил тихо монотонно. Под его рассказ впору было уснуть, если б время т времени он не произносил цифры, которые следовало принять во внимание, ведь цифры в подобных обсуждениях - самое главное.
- Все это, пан премьер-министр, предельно просто, и нет ничего, что можно было бы квалифицировать как непорядочность, - упаси боже, нечто подобное я не посмел бы даже предложить человеку, который давно стал любимцем нации. Электростанции работают на самом некачественном буром угле из фалькновского бассейна. Ничего другого в своих печах они и не могут сжигать. А здесь, в министерстве, об этом не знают и знать не обязаны. Их дело - оплачивать фактуры. И если мы отправим на электростанции для необходимого бесперебойного производства электроэнергии уголь низшего качества, бурый и угольный штыб, а по фактурам заприходуем его как уголь черный и качественный, никто от этого не пострадает.
Пан Гарманек даже позволил себе улыбнуться бескровными губами:
Уголь, в конце концов, всегда черный - бурый ли, первосортный ли, добывать его одинаково тяжело, и горняки при этом одинаково черны и грязны, так что остается неясным, почему за него платят по-разному. Если деньги валяются на дороге и ты нагнешься и подберешь их, это стоит расценить скорее как хозяйское отношение к добру, чем злой умысел...
И сколько вы за это хотите? - строго перебил его пан премьер.
Ничего. Это всего-навсего моя услуга вам, уважаемый пан премьер-министр, я слишком многим вам обязан, а народ вас очень ценит и уважает. В будущем, когда появится случай, вы сможете что-либо сделать для меня.
Сейчас вам ничего не нужно? Понимаете, в данный момент, накануне выборов, у меня связаны руки.
Пан премьер-министр, - почти прошептал пан Гарманек,-мы, финансисты, никогда не затеваем сделок, которые дали бы немедленный результат. Всему свое время.
-Кто об этом знает? - снова строгим голосом произнес политик.
- Если вы не соблаговолили кого-либо информировать, значит, только мы - вы да я. Я предложил бы, чтобы так оставалось и впредь. Все трансакции мое предприятие проведет исключительно конфиденциально и откроет новый счет. Вот его номер. Счет безымянный, как вы изволите видеть.
Чудесный день, сказал про себя политик. Просто расчудесный. И налил коньяк.
Пан Гарманек посмотрел на свет через темно-желтую жидкость, и сердце его наполнилось блаженством при мысли, что этот коньяк налил ему лично пан премьер-министр.
На другой же день на тайный счет частного банкирского дома Й. Гарманека начали поступать деньги.
В тот же день в "Каскад-бар" вошла дама; на ней было белое боа. Даму сопровождал мужчина. При ее появлении даже искушенный метрдотель Рогачек обратился к ней по-французски. Как выяснилось позже, даму звали Лулу...
Пан доктор Новак, личный секретарь пана премьер-министра, благодаря своей должности состоял членом правления в двух банках... Новак был уже немолод, а если выражаться точнее, никогда молодым и не был. Зато сделал карьеру. Дома у него была жена, такая же скучная, как и он сам, и пан Новак никуда не брал ее с собой. Сам же проводил время на службе или в "Каскад-баре", где был завсегдатаем. Девицы тут болтались дороговатые, зато аристократичные. Все они были ему хорошо известны и давно надоели, чего он не скрывал.
Новая девица, Лулу, появившаяся в баре, заинтересовала его. Он пригласил ее вместе отужинать, а обнаружив, что она - в сопровождении спутника, пригласил и его. Тот, правда, отказался, попросив извинить его, ему, мол, надо отлучиться по неотложным делам. Антонин Длоугий, когда это требовалось, умел держаться в обществе. Он откланялся. Длинный Тони и Лойзка-Лулу расстались в первый же день, как встретились, намереваясь покорить мир.
А пан доктор от скуки решил покорить Лулу. Наивный чудак, задумав покорить Лулу, он сам стал легкой добычей. Впрочем, уточним: в таких случаях мужчины все же не бывают внакладе. Наоборот, они счастливы, тем более что воображают себя завоевателями.
Пан доктор был совершенно очарован новой знакомой. Она в свою очередь рассмотрела и оценила его основательно и профессионально. Отметила, что у него торчат уши и наливается
краской шея - верный признак апоплексичности, что он пьет, но при этом остается противно настороженным и трезвым. Солидно раскуривая толстую сигару и подливая даме шампанское, воображает себя невесть каким интересным.
Лойзка привыкла к другой обстановке. В трактире "На курьих ножках" всегда бывало оживленно и весело, хотя порой в воздухе носились пивные кружки. В "Каскад-баре" Лойзка скучала. Чтобы не заснуть под глубокомысленное молчание док-торишки, она принялась развлекать его сама. До сих пор еще ни одна женщина не развлекала пана Новака - жена на такое была неспособна, а дамы в баре служили для иных целей. Развлечения с ними были односторонними; в последнее время пан доктор с ужасом обнаружил, что ему даже неинтересно расстегивать их корсажи.
Лойзка, выпив шампанского, объявила, что оно выходит у нее носом, она чихала и, зажимая себе наморщенный носик, смеялась, и пан доктор, зараженный ее непосредственной веселостью, делал то же самое. Они были наедине и могли позволить | себе такое. Потом она призналась ему, как приятно просыпаться в доме, где есть кошка, которая подбегает, чтобы лизнуть вас в пятку, высунутую из-под перины. Пан доктор был в восторге.
Потом она сказала, как здорово бывает зайти в приличный кабак, но только там надо быть на стреме.
На стреме?! - восторженно взвизгнул пан доктор,- Что значит - "на стреме"?
Не знаю точно, но вот женщине с мужчинами всегда надо быть на стреме, особенно с такими, как вы.
Это заявление привело пана доктора в восторг уже просто неописуемый. Он обнял ее и поцеловал. Тут мадемуазель Лулу
возгласила, что пора идти, и пан доктор предложил ей подняться наверх в номера. Мадемуазель Лулу не была уверена, так ли поступают в подобных случаях девушки из хорошего общества, и на всякий случай отрицательно замотала головой. Пан доктор и это принял с восторгом.
- Вы отвергли меня, мадемуазель, и я вам глубоко признателен за это, - произнес он церемонно.
Лойзка, которой были известны лишь дешевые гостиницы в предместье, сдававшиеся на несколько часов, воскликнула, что ей в принципе не нравятся гостиницы. То ли дело - квартира. Там уютнее.