И я вот я как-то совсем не удивлена была тому, как он там сидел — в кресле, чуть развернутом к углу стола, закинув на него длинные ноги и расположив на них ноутбук. Периодически отводил от экрана взгляд и чиркал что-то в бесчисленных документах, ровными стопками распложенных на лакированной поверхности. Ага, банковскими делами, наверное, занимается в восемь утра в своем ресторане, самое то.
Для него нас словно бы не существовало. «Нас» это я, напряженно замершая на краю широкого кожаного дивана и старающаяся не смотреть на Асаева, и сидящий на стуле через низкий стол от меня бывший управляющий «Инконтро», рассказывающий мне достаточно важную информацию. Я перебирала стопки документов, помечала в планере кто их поставщики, с кем они сотрудничают в плане артистов-бардов и прочих юродивых, вытрясывала подробную инфу, так сказать, внутреннего пользования, касающуюся административных попрошаек — кто, куда, когда, с кем и как лебезить. В целом, общий уклад жизни у них оказался проще, чем в «Империале» и я параллельно набрасывала план того, что было бы неплохо привнести и в «Инконтро». Далее около часа на знакомство с залами, расположением, планом работы, персоналом и прочими необходимыми моментами.
Распрощавшись с бывшим управляющим, для виду дав пару наказов по залу халдеям, ознакомившись с местной стражей и гейшей у порога, то бишь со службой безопасности и хостес, я покурила за углом и, переведя дыхание, отправилась за основными инструктажами моей работы.
Асаев все так же сидел за столом, потягивал кофе и не отрывал взгляда от ноутбука. Говорил негромко, ровной интонацией почти то же самое, что мне когда-то говорил Владислав Игоревич, с той лишь разницей, что здесь все было гораздо серьезнее. Гораздо. В плане того, что на некоторых его закрытых встречах на этаже вообще никому не дозволялось быть.
Он называл мне имена, все так же глядя в монитор, я писала сокращенно, едва нажимая карандашом на лист, чтобы потом, как вызубрю наизусть, без всяких следов стереть. И с каждой секундой чувствовала, как сильнее стынет кровь в жилах. Потому что некоторые имена я слышала, некоторых я видела в «Империале». На имени Никиты Нечаева у меня остановилось сердце и свело напряжением пальцы.
Асаев не смотрел на меня, он не видел моей реакции, но он ее словно бы почувствовал. Потому что улыбнулся. Уголками губ, совсем кратко, а мне стало жутко до дурноты.
Перевел на меня взгляд, в котором играли все оттенки моего страха и негромко произнес:
— Я же говорил, что контингент будет интереснее. Вероятно, деятельность некоторых личностей не является для тебя тайной. Кто же такой Нечаев?
— Он… — Тихо прошептала я, вспоминая ту тварь. Которая контролировала оборот, и не в масштабах района. Повыше. — Связан… с дурью.
— Временно. — Асаев едва слышно хмыкнул и перевел взгляд в монитор. — У Казакова подвисал?
— Пару лет назад… едва стрельбой не закончилось. — Пробормотала я, стискивая в пальцах ручку, чтобы подавить мелкую дрожь.
— Так это и есть та самая причина твоего эпичного взлета по карьерной лестнице? — Я едва не ощерилась, посмотрев в его темные глаза, где плескалась прохладная насмешка. — Да, это хреново, когда глотают то, что продают. У вас тут вообще дохера и больше шировых чертей. Куда ни плюнь в дурика попадешь. — Он презрительно повел бровью, переводя взгляд в экран.
«У вас»? Он не местный. Разумеется, сука, не местный. Линка что сказала утром? У нас филиалы открывает? Значит, обитал до этого не у нас.
Я глянула на свой список сокращённых имен. Страшно и одновременно смешно, но больше страшно — я почти всех знаю. Асаева никогда раньше не видела. Такой уровень, а мелькнул с Казаковым только сейчас, значит, приехал совсем недавно. Если бы давно, то в «Империале» я бы его увидела гораздо раньше. Потому что уровень. Смотрела на список имен и понимала, что это просто пиздец какой уровень. Просто пиздец. Мне.
Он хлопнул крышкой ноутбука, и я, вздрогнув, исподлобья посмотрела на Асаева с удовольствием потягивающегося в кресле и снимающего ноги с края стола. Всё. Мне решили уделить время.
— Подойди. — Полуулыбка на губах и карий мрак неторопливо, но неизбежно напитывается томлением.
Он, не отпуская меня взглядом, медленно развернул свое кресло от стола к проходу. В ожидании.
— Зачем? — набат ускоренного сердцебиения в ушах и адреналин в венах.
— Для начала поцелуешь.
— Тебе мало вчера было? — глухо спросила я сквозь стиснутые до боли зубы, неотрывно и напряженно глядя на него.