- Стоит-не стоит, должен-не должен, что это за гадание на кофейной гуще, мы не в ромашки играем. Если есть такая возможность, хоть малюсенький шанс, поверьте мне, милейший Кирилл Антонович, кто-то обязательно им воспользуется. Вы меня прямо удивляете, профессор, а как же научное познание мира, любопытство, впитанное с калорийным молоком матери, прогресс, в конце концов. Что, прикажете от всего этого отказаться? Прикажете поджать хвостик и убраться обратно в пещеры, кушать сырое сало? И всё только потому что кто-то обоссался с перепугу, прошу прощение, навалил полные штанишки. Я был о вас большего мнения. Нет, голубчик мой, так дела не делаются, назвался груздем - полезай к чёрту в кузов и нечего заднюю включать - поздно, об этом надо было думать несколько тысячелетий тому назад.
- Так стоит или не стоит - а? - голос Шариева потерял свою прежнюю скорость, он обмяк точно после эрекции - профессор сдулся окончательно. Он говорил совсем тихо, словно с самим собой.
- Да что вы заладили "стОит-не стОит", "стоИт-не стоИт", суть в том что выбора нет, а всё остальное этические сопли. Вы же не думали, многоуважаемый, что расчеловечивание это такой приятный во всех отношениях процесс, в конце которого всех ожидает именинный торт со свечкою? И вообще, что вы ждали от прогресса - красивеньких и дорогих игрушек? Профессор, миленький, снимите розовые очки. Человек изменяется тоже, вместе с моралью, и это далеко не всегда счастливое зрелище, а, как правило, наоборот: всё это омерзительно и густо смердит гнилою парашей. Расчеловечивание - не для слабонервных. Правда у меня есть отрада, - и Людцов кивком головы указал на стоящего в стороне ксеноморфа. Ева Браун, двигаясь по периметру помещения, не спеша заходила за спину профессора. Было ясно, как дважды два: Кириллу Антоновичу гитлер капут. - А теперь, извините, я с вами и так заболтался. А времечко-то нерезиновое, нужно заканчивать начатое - отсекать привязанности. Я жертвую вами напоследок, как ферзём, потому что вы были мне чем-то симпатичны. Своей идеальной глупостью, может быть, - не знаю, но вы, прелесть моя, последний с кем я расстаюсь. Если честно, мне грустно - очень жаль, но ничего не попишешь.
Людцов поворотился к профессору задом и направился к выходу, оставляя последнего наедине с Евой. Чёрноликая, атлетическая бестия учуяв близкую смерть, восторженно изогнулась для прыжка. Серьёзная и грациозная, он как будто собралась ставить мировой рекорд. С её лица с новой силой потекли слюнки, растягиваясь, в длинные, истончающиеся книзу паутинки слизи. Ева Браун приняла стойку: её мышцы окаменели, губы возбуждённо задёргались, хвост замер в неподвижности.
- Стой, мелкий ты пакостник, комедиант, сверхчеловек сранный... - переходя на фальцет, закричал Шариев. Профессор совсем потерял апломб и вёл себя, как цепляющееся за жизнь, безмозглое животное. Брызгая слюной, он бросал в спину кибернетика смехотворные оскорбления, слишком дряблый, слишком инфантильный, чтобы сказать напоследок что-то по-настоящему стоящее. Кирилл Антонович визжал, кривлялся и царапал подлокотники кресла, не зная как предотвратить неотвратимое, - ты не можешь этого сделать, не посмеешь, бездарность, клоун, говно на палочке. Ты думаешь, я не видел как ты мне завидуешь. Будь ты проклят, сучонок..
Входные двери бесшумно раздвинулись и Людцов, не оглядываясь, вышел в коридор. Ему хотелось ещё что-то сказать на прощание, но тогда бы это грозило обернутся дешёвой мелодрамой, обыкновенной размолвкой двух упорствующих на своём сердец, ссорой друзей-приятелей, а опуститься до этого Людцов себе позволить не мог. Всё что угодно, только не эта обывательская требуха пошлости. Ужо если расчеловечиваться, так расчеловечиваться по полной, до победного конца. Дверные створки за ним сдвинулись, как бы обрезая поток оскорблений лезвием кухонного ножа. В полутёмном коридоре показалось неестественно тихо, словно космический корабль находился глубоко под землёй. Всё - был человек и нету.
- Маман - позвал в пространство Людцов.
- Слушаю.
- Помещение центрального зала биоза нужно будет прибрать. Направь туда уборщиков.
- Выполняю.
- Не сейчас, минут через пятнадцать.