У Маркхема имелось несколько интересных предположений по поводу нелинейных решений — идей, о которых Гордон раньше не слышал. Несмотря на испытанный им шок, он внимательно следил за рассуждениями Маркхема. Он мог сказать, что у того правильное чутье в отношении этой работы. Примененные Таннингером новые методы анализа внешних дифференциальных форм затрудняли понимание его идей для старших поколений физиков, но для Маркхема здесь проблем не возникало. Он не относился к приверженцам общепринятых, но устаревших идей. Маркхем разрабатывал доступные пониманию формализации парадоксальных кривых, покорившие эллиптической логикой равнины реальной физики. Гордона охватило волнение. Ему хотелось найти какое-нибудь тихое местечко, где можно сесть и записать собственные аргументы, чтобы сжатые математические формулировки сами говорили за него. Но тут подошел один из помощников председателя и вежливо, но решительно вмешался в беседу, сказав, что мистера и миссис Бернстайн ждут. Маркхем пожал плечами, как-то криво улыбнулся и исчез в толпе. Гордон вздохнул, вернулся к реальности и, взяв Маршу за руку, последовал за помощником, прокладывавшим им дорогу. У Гордона возникло желание окликнуть Маркхема, найти его, пригласить к себе в этот же вечер, не дать ему исчезнуть из поля зрения. Но что-то его удержало. Он раздумывал о том, не является ли само по себе это событие, эта случайная встреча составной частью парадокса — но нет, здесь не было смысла, прорыв наступил в 1963 году. Этот Маркхем не тот человек, который в далеком будущем займется расчетами в Кембридже, а после погибнет в авиационной катастрофе. Будущее будет другим Удивление промелькнуло на его лице, и он машинально пошел дальше.
Они встретились с министром здравоохранения, образования и благосостояния. Его тонкий нос и вытянутые трубочкой губы образовывали на лице восклицательный знак. Помощник проводил их к специальному маленькому лифту, где все они стояли очень неудобно в тесноте, — “в пределах персональных границ каждого”, как отметил про себя Гордон, а секретарь держал страничку, всю исчерканную спичрайтером. Гордон вспомнил, что эта должность в кабинете министров имела большое политическое значение. Дверцы лифта открылись в узкий коридор, набитый неподвижно стоящими людьми. Несколько человек внимательно посмотрели на них, а затем их взгляды снова стали безразличными. “Служба безопасности”, — предположил Гордон. Секретарь провел их по узкому коридору в большую комнату. Навстречу выскочила маленькая полная женщина, одетая словно для оперы. Она привычно поднесла руки к горлу, поправляя нитку жемчуга, и глубоко вздохнула:
— Аудитория уже заполнена, мистер секретарь. Мы даже не предполагали, что народ соберется так рано. Я думаю, пора начинать.
Секретарь кивнул и пошел вперед. Марша положила руку Гордону на плечо, стараясь дотянуться до своего высокого мужа.
— У тебя слишком затянут галстук. Ты выглядишь так, словно собираешься повеситься. — Она умело ослабила узел и расправила галстук, прикусив от усердия нижнюю губу, из-за чего кожа ниже линии помады побелела. Гордону почему-то вспомнилось, как белел песок под ногами, когда он бегал по берегу.
— Давайте, давайте, — подгоняла их леди в жемчугах.
Они прошли через выложенный мрамором проход и оказались на сцене. Вокруг суетились освещенные прожекторами фигуры, публика тихонько переговаривалась. Еще один помощник в неуместных белых перчатках взял Маршу под руку и повел их обоих к стоящим в два ряда креслам, большая часть которых уже была занята. Усадив их в конце переднего ряда, помощник исчез. Марша носила модное короткое платье. Ее попытки натянуть его на круглые колени привлекли внимание Гордона. У него появилось приятное чувство собственника — ведь этот скрываемый от глаз публики роскошный изгиб бедер принадлежал только ему и будет принадлежать вечером всего лишь по молчаливой просьбе.
Он прищурился, пытаясь разглядеть конец зала, куда не попадал свет прожекторов. Лица расплывались, как в тумане. Все оживленно переговаривались и поворачивались в ожидании — не его, это Гордон знал. Стоящая слева телевизионная камера замерла, нацелившись на трибуну. Инженер-акустик проверял микрофоны.
Гордон стал всматриваться в те лица, которые мог разглядеть. Здесь ли Маркхем? Ему вдруг пришло в голову, что люди очень похожи друг на друга, — и все же глаза быстро выхватывали отдельные детали, позволявшие отличить знакомые лица от незнакомых. Кто-то перехватил его взгляд. Нет, это Шриффер. Гордон развеселился при мысли о том, как реагировал бы Шриффер, узнай он, что Маркхем — ничего не ведающее связующее звено с исчезнувшим миром посланий — находится всего в нескольких метрах от него. Гордон никому не раскроет те далекие теперь имена. Это появится в прессе, снова все перепутается, и ничего не будет доказано.
Но он не торопился полностью опубликовать данные не только потому, что хотел скрыть имена. Большинство импульсов, принимаемых им на ранней стадии экспериментов за шумы, фактически являлись нерасшифрованными сигналами, которые летели из необозримо далекого будущего против течения времени. Они почти не поглощались из-за относительно низкого распределения плотности материи во Вселенной. Но, когда тахионы летят в прошлое, расширяющаяся, с точки зрения людей. Вселенная для тахионов выглядит как сжимающаяся. Галактики собираются вместе, уплотняясь в вечно уменьшающийся объем. Эта плотная материя лучше поглощает тахионы. Когда они летят назад, в то, что для них является сжимающейся Вселенной, количество поглощенных тахионов все возрастает. И, наконец, перед тем как превратиться в точку, она поглотит все тахионы из всех точек своего собственного будущего. Данные измерений интенсивности потоков тахионов, проведенные Гордоном и экстраполированные назад во времени, показали, что поглощенной энергии тахионов окажется достаточно для разогрева сжатой массы, что обеспечит расширение Вселенной. Поэтому взрыв Вселенной из единой точки произойдет из-за того, что случится в будущем, а не из-за того, что уже случилось. Начало и конец сплелись воедино. Кошка схватила себя за хвост.
Гордону хотелось быть абсолютно уверенным в правильности расчетов, прежде чем он сообщит о потоках тахионов и о своих выводах. Он знал, что его сообщению вряд ли обрадуются. Миру не нужны парадоксы. Они напоминают людям, что обширные перемещения во времени являются замкнутыми витками, которые мы не можем ощутить — мозг человека не воспринимает этого. Гордон считал, что по крайней мере часть научной оппозиции опиралась именно на этот факт. Животные вовлечены в круговорот времени таким образом, что пути матери-природы для них кажутся простыми, и именно это способствует их выживанию. Законы формируют человека, а не человек — законы. Коре головного мозга совсем не нравится Вселенная, которая движется во времени вперед и назад.
Итак, он не будет усложнять ситуацию несколькими именами, чтобы порадовать Шриффера. Возможно, он все расскажет Маркхему, и ему неизбежно придется опубликовать данные о слабых сигналах, которые он получил с Эпсилон Эридана, находящегося на расстоянии в одиннадцать световых лет, — сигналах из невообразимо далекого будущего, сообщавших подробности эксплуатации космических кораблей. В этом, конечно, не было парадокса, если только информация не предназначалась для задержки запуска космических ракет, подготовка к которому шла на Земле в тот момент полным ходом, и не ставила своей целью воспрепятствовать созданию космической станции. Это, как он полагал, было вполне возможно. В таком случае Вселенная снова расколется надвое. Река раздвоится. Но, возможно, когда формулы Таннингера проникнут глубже в загадку, а само явление будет понято, они смогут узнать, можно ли вообще избежать парадоксов. Сами по себе парадоксы не причиняют действительности вреда. Это все равно, что рассматривать под увеличительным стеклом зародыш одного из близнецов: он будет идентичен другому, но не будет левшой. По крайней мере природа тахионов такова, что случайные парадоксы маловероятны. Корабли в межзвездных путешествиях будут посылать сообщения на Землю жестко сфокусированными лучами. Никакие побочные поля не захватят теперешнюю Землю в ее спиралеобразном движении через космическое пространство, не остановят ее гавот вокруг Галактики.