Амбалы понуро вышли, унося обиду и свои подозрения на мой счет, а лысый поднялся, взял меня под ручку и проворковал:
— Идем, покажу тебе кое-что.
Мы прошли по коридору, спустились в подвал и очутились в самой настоящей больничной палате. У стен стояли четыре кровати, на них лежали двое мужчин и две женщины в пижамах. Глаза у всех были открыты и уставлены в потолок. На нас они не обратили никакого внимания, словно спали с открытыми глазами. У окна на столе стоял уже знакомый мне аппарат, какой я выкрала у Серафима. Непривычным было то, что в палате совсем не пахло лекарствами, как это обычно бывает.
— Вот смотри, Мария, — лысый подошел к столу и положил лапищу на аппарат, — примерно так должно выглядеть то, что тебе нужно найти. Видишь эту антенну? Это главный признак любого излучателя энергии. Сама коробка может быть другой формы, с другими переключателями и измерительными приборами. Ни в коем случае не включай его…
— А что будет? — наивно спросила я.
Он грустно посмотрел на меня, вздохнул, перевел взгляд на больных и проговорил:
— Вот они не послушались меня, включили на свой страх и риск, а теперь видишь в кого превратились.
— Нет, не вижу, — пожала я плечами. — Лежат себе и лежат.
— И тебе это не кажется странным?
— Нисколько.
Он опять тяжело вздохнул, поскреб лысый затылок и подошел к одной кровати с усатым мужчиной лет пятидесяти.
— Видишь, — он помахал у мужчины перед глазами; — не реагирует? А теперь смотри, — он со всего маха щелкнул его по лбу своими дубовыми пальцами, которыми можно было легко бить танковую броню, но мужчина даже не дернулся. — Думаешь, это в порядке вещей?
— Ну спит человек и спит… — безразлично хмыкнула я. — Подумаешь.
Он удивленно воззрился на меня и горячо произнес:
— Ты какая-то непробиваемая, Мария! Или ты такая тупая? Ты что, не видишь, что этилюди слегка не в себе?
— Я вас не понимаю, — обиделась я. — Вы лучше на пальцах покажите.
— Точно тупая. Но это даже и к лучшему, — пробормотал он и направился к аппарату. — Черт с тобой, покажу на пальцах. Иди сюда, встань вот здесь, чтобы на тебя излучение не попало, ага, вот так и стой. А теперь смотри.
Он включил аппарат и направил антенну на усатого мужчину.
— Козляев, встаньте, — негромко приказал он, и мужчина тут же поднялся и сел на кровати, так же тупо глядя перед собой. — Расскажите о себе.
— Я — Козляев Владимир Дмитриевич, русский, — монотонным голосом начал тот. — Проживаю в Зеленограде, образование среднее, работаю слесарем в автомастерской, на последних выборах голосовал за коммунистов…
— Достаточно, — он что-то переключил. — А теперь расскажите еще раз.
Не изменяя позы и интонации, тот забубнил:
— Я — Козлевич Владимир Дмитриевич, еврей, образование высшее, играю на виолончели в симфоническом оркестре, голосовал за демократов…
— Довольно, ложитесь. — Лысый выключил аппарат, мужик улегся обратно. — Ну как, впечатляет? — хвастливо спросил он меня.
— Что именно?
— Вы меня пугаете, Мария. Вы только что стали свидетелем уникального эксперимента, можно сказать, последнего достижения науки. Неужели вам еще не ясно, какие возможности открываются перед человечеством?
— Ну почему же, я поняла, что аппарат, который вы ищете, у вас уже есть.
— Увы, это все ерунда, мелочь по сравнению с тем, что мы ищем. Но объяснять вам я не буду — все равно не поймете. Главное — изъять аппарат из обращения, пока он не принес множество бед на нашу и так уже многострадальную землю.
Мы вышли, поднялись наверх и зашли в кабинет. Там я продиктовала ему свою фамилию и домашний адрес, причем все насквозь фальшивое. Что-то подсказывало мне, что проверять они все равно ничего не будут, и к тому же я рассчитывала смыться от них, как только окажусь на свободе. Подписав документ о неразглашении государственной тайны, выполненный на тисненом бланке с гербом Российской Федерации и печатью ФСБ, я получила агентурную кличку Станина и агентурный номер 5-16. Лысый полковник в русской рубахе и атласных шароварах с лампасами выдал мне пятьдесят долларов на первое время и велел Николаю с Витьком отвезти меня домой, чтобы завтра с утра начать операцию по обольщению профессора Коха. Я с трудом сдерживала смех, глядя, как серьезно и строго командует своими людьми лысый, и, когда уже прощались, дала себе слово никогда больше его не видеть.
Стояла поздняя ночь, небо было усеяно крупными звездами, дул теплый ветерок и с ног сбивал головокружительный запах цветов и яблок, когда в сопровождении двоих дуболомов я шла по вымощенной булыжниками тропинке между плодовых деревьев и цветочных клумб к видневшемуся впереди высокому забору. Теперь я догадалась, что это дача. Четырехэтажный кирпичный дворец, из которого мы вышли, зловеще высился в темноте, как древний готический замок, и я знала, что в нем есть вполне реальные привидения, лежащее в подвале на больничных койках.
Мои охранники молчали, но от них исходило столько злобной энергии, что меня пробирала невольная дрожь.
Они-то точно знали, что я не проститутка, и ждали своего часа, чтобы расправиться со мной и отомстить за своего безвременно упавшего в яму товарища. Я была уверена, что за забором власть полковника над этими людьми закончится и они быстренько примутся за меня, чтобы выколотить правду.
У ворот стояла черная «Волга». Из будки вышел охранник с автоматом, поприветствовал моих жлобов и начал открывать створки. Меня они грубо затолкали в машину на заднее сиденье, сами сели спереди, вынули оружие и через минуту уже катили вдоль длинного ряда погруженных в темноту дачных особняков.
— Ну что, куколка, — ласково пропел Витек, из которого я чуть не приготовила кислотную яичницу, — сама расколешься или помочь? — и повернулся ко мне.
— Вы слышали приказ полковника? — без всякой надежда напомнила я. — Я буду жаловаться…
— Нет, дорогуша, не будешь, — ухмыльнулся Николай за рулем. — Не успеешь. Сейчас приедем к тебе домой и все из тебя вытрясем.
— Ага, а потом Лелека позовем, он любит баловаться с девочками, — осклабился Витек. — Особенно с красивыми Он у нас визажист — уродин из всех делает, ха-ха! И беременных вафлисток! А потом мы тебя закопаем в темном лесу, а полковнику доложим, что ты от нас сбежала!
— Нет, закапывать не будем, — деловито поправил Николай, — слишком много возни. Лучше растворим и в унитаз спустим. У меня пятилитровая бутыль кислоты в багажнике, забыл?
— Точно! — обрадовался Витек и злорадно блеснул глазами. — И ты у меня сама будешь пули просить, но я тебя медленно сожгу, сука ты поганая! — Он протянул руку и ударил меня кулаком. — Удавлю, гниду!
Почувствовав во рту соленый привкус крови, я поняла, что здорово разозлила этих бравых молодцов. Теперь оставалось ждать, когда они разозлят меня, и, если дело пойдет такими темпами, это произойдет очень и очень скоро. А пока я рассчитывала еще что-нибудь вытянуть из них, какую-нибудь информацию.
— Как же вам не стыдно, — прохныкала я. — А еще чекисты называются…
— Заткнись, курва! — процедил Николай, выезжая на широкую трассу. — Витек, долбани ей посильнее, чтобы молчала до самого дома!
— Это я с удовольствием.
— Не надо, мальчики, не бейте! — взвизгнула я, забившись в угол. — Мы же теперь вместе работаем!
— На хрена ты нам сдалась, стерва! — Витек перегнулся через спинку сиденья и потянулся ко мне. — Я тебя за Володьку пришибу!
И начал молотить меня кулаками, но я скользнула под сиденье и забилась в щель, как мышь.
— Ах ты, дрянь такая, еще кувыркается! —
Он почти весь переполз назад, но тут Николай его удержал:
— Оставь, пусть там сидит. Пристегни ремень, сейчас ГАИ будем проезжать.
Тот нехотя повиновался и сел на место, а я вылезла и устроилась на сиденье, потирая припухающую щеку. Если работники спецорганов боятся гаишников, то это уже кое-что означает — обычно бывало наоборот. Мне становилось весело. Пусть мальчики пока по-развлекаюгся, думая, что я в их руках, может, сболтнут чего лишнего…
— Слушай, Витек, у меня мысля получше есть, — заявил Николай, когда пост остался позади. — На кой нам к ней домой тащиться, свои задницы в городе подставлять? Погнали на «семерку», там ею и займемся, там спокойней.