Нашу лодку относило обратно к гавани, и поплавки уже качались в зарослях аира, где, по заверениям папы, и был тот самый знаменитый клёв. Обернувшись, я увидел, как безобидные белые облака уносятся вперёд, и на смену им приходит огромная тёмная туча.
Поняв, что сейчас грянет что-то грандиозное, мы устремились к лагерю, где папа и выпустил единственную пойманную рыбку, которая, по его заверениям, завтра должна была привлечь удачу. С неба всё чаще падали крупные капли, а едва мы заскочили в машину – начался настоящий ливень.
Дико изголодавшись, мы накинулись на приготовленные мамой бутерброды, а папа, ко всему, достал свою походную флягу. По крыше тысячей крохотных барабанчиков стучали капли дождя. Темнота, принесённая тучами, сгущалась по мере того, как солнце клонилось к горизонту.
Задирая флягу всё выше, папа становился всё болтливее. Он рассказывал истории из своего детства, и мне даже показалось, что теперь я знаю его чуть лучше. Мы откинули сидения, папа, выключив свет, сразу захрапел. Лежать было неудобно. Дождь непрерывно стучал так, что мне понадобилось время, чтобы привыкнуть и уснуть.
Ночью, встав из-за желания сходить в туалет, надев сапоги и как можно аккуратнее открыв дверь, я только понял, что дождя больше нет, более того, ощущалось, что он давно закончился. На смену пришёл туман в сочетании с непроглядной темнотой – вид на улице стоял зловещий. Я поскорее справил нужду возле машины и отправился обратно спать.
Папа разбудил меня ранним утром. Замок двери характерно щёлкнул, он назвал меня по имени, говорил, чтобы я вставал и, схватив за колено, помотал его вперёд-назад, чтобы я окончательно проснулся. Одевшись, только теперь под пронизывающими лучами взошедшего солнца я смог рассмотреть туман во всей его силе. Папа готовил лодку.
– Иди чистить зубы,– скомандовал он.
– Мы сейчас поплывём?
– Ты почистишь зубы, позавтракаем и поплывём. А что, думаешь, заблудимся? У меня на часах компас, забыл? Я тебе их надену, будешь за рулевого, – затем, сказав, что в туман самый клёв, он окончательно отправил меня умываться. На завтрак мы ели, опять же, отваренные мамой яйца, хлеб и сырые сосиски. Костёр было не разжечь из-за высокой влажности, поэтому мы пили простую воду, вместо горячего чая.
Поев, папа подтащил лодку к озеру. Он снял свои часы и вместе с жилетом подал их мне. Застёгнутые, они всё время стремились сорваться, так приятно оттягивая руку вниз.
Отплыв, папа налёг на вёсла, совсем к ним приноровившись, быстро набирая ход по идеально гладкой поверхности. Причал на юго-востоке становился всё менее различим, по мере нашего приближения к центру озера.
Неожиданно лодка на что-то накололась, произведя небольшой хлопок. Папа грёб спиной вперёд и закрывал мне весь обзор, поэтому для нас стало откровением, что мы могли нарваться на какую-то корягу. Лодка быстро спускала. Папа инстинктивно начал грести в обратном направлении. Я видел волнение на его лице, от этого мне становилось ещё страшнее. Лодка, затем сапоги, и вот, наконец, мы сами погрузились в холодную воду.
– Куда плыть? – спросил папа, как будто для уверенности. Только сейчас я понял, что часов со мной нет – они утонули. Это стало точкой срыва, мои глазные трубы прорвало, будто было мало воды вокруг. Папа всё понял. Он схватил меня правой рукой и попытался тащить за собой, подгребая левой и ногами, но быстро понял, что не справляется, поэтому я переместился вперед, а папа, подталкивая меня, постоянно твердил: