Когда я вернулась, Роуз металась по маленькой кухне; ее лицо было белым, в руке зажат нож. Она была похожа на красивую, но норовистую лошадь, которая вот-вот взбрыкнет или бросится наутек.
– А вот и ты! – прошипела Роуз, как только я вошла. – Как ты могла вот так меня бросить? Ты знаешь, что я боюсь Виктора, что он где-то тут, поблизости!
– Роуз, – мягко сказала я, подойдя к ней и протянув руку, чтобы успокоить ее.
– Я видела его! – всхлипнула она, размахивая ножом. – Он был в саду.
Я подошла к кухонному окну. Сад был пуст. Как я и предполагала.
– Роуз, милая, положи нож. В саду никого нет.
– Ты… ты… – Ее зубы судорожно сжались, она дрожала от страха. Или это была ярость? Я не могла понять. – Куда он ушел? Что ты ему сказала?
– Нам нужно уехать, Роуз, – произнесла я вместо ответа. – Теперь Виктор знает, где ты…
– Ты же знаешь, что это не так, – шипела она, ее глаза сверкали.
– Пожалуйста, Роуз. Ты слишком остро реагируешь…
Это было худшее, что я могла сказать. После этого она начала обвинять меня во лжи, в том, что я манипулирую ею.
– Я не должна была доверять тебе, – заявила она. – Джоэл был прав.
Мне было так больно от ее слов.
– Но мы любим друг друга.
– Это была ошибка, – прошипела Роуз. – Я должна была поставить интересы Лолли на первое место. Ты должна уйти. Ты и Шон…
– Между мной и Шоном ничего нет. О чем ты говоришь?
– Все кончено. Я хочу, чтобы ты ушла. Сейчас же!
– Я… Что? – Я не могла поверить в то, что она говорила. – Ты хочешь порвать со мной?
– Я не доверяю тебе, – грустно сказала Роуз, однако дрожащей рукой положила нож на столешницу. – Прости меня, Дафна. Я люблю тебя, но не доверяю тебе. Я считаю, что ты лгунья. И, – она вытерла слезы с глаз, – я больше так не могу.
Этого не могло случиться. Я думала, что обрела счастье, которого всегда жаждала. Семью, которую я всегда хотела. Потерять Роуз – это было одно, но потерять Лолли? Я любила эту девочку, как свою родную дочь.
– Я не позволю тебе оставить меня, – сказала я, подойдя к Роуз и заключив ее в объятия. – Мы любим друг друга.
– Думаю, мне нужно начать все сначала. С чистого листа.
– Ты не можешь так поступить! – выкрикнула я. Роуз отстранилась от меня и закрыла глаза. Ее волнистые волосы рассыпались по плечам. Она была ниже меня на два дюйма и в тот момент выглядела маленькой и хрупкой. Я была в отчаянии. Мне нужно было, чтобы она поняла, что совершает самую большую ошибку в своей жизни.
– Мы слишком много знаем друг о друге… – заговорила я.
– О, не начинай, – парировала она. – Это уже не поможет. Ты не сможешь доказать, что я убила Нила.
Затем она стала обвинять меня во всем. В манипуляциях и лжи насчет Шона. Она догадалась, моя умная, милая Роуз. Я недооценила ее.
Я поняла, что она никогда не простит меня. Что я потеряла ее.
Это был несчастный случай.
Точно таким же несчастным случаем была смерть Сьюзен Уоллес.
Роуз протиснулась мимо меня. Она собиралась уйти.
И я знала лишь одно: я не могу ее отпустить. Я не могу позволить ей забрать Лолли.
Мир у меня перед глазами заволокло красной пеленой. Это произошло в один миг, в одно движение. Я схватила чайник – тяжелый, чугунный, который мы ставили на конфорку, – и с размаху обрушила его на красивую голову Роуз. Она завалилась назад, словно в обмороке; ее глаза удивленно распахнулись, когда она рухнула мне на руки. Слишком поздно я поняла, что натворила. И я обнимала ее, пока она умирала. Я ее обнимала, я плакала и говорила, что люблю ее. Снова и снова. Потому что это было правдой. И, кроме Лолли – а потом, годы спустя, Саффи, – я больше никого не любила.
Когда я заканчиваю говорить, Лолли в ужасе смотрит на меня; ее рот приоткрыт, а по щекам катятся слезы. И я понимаю, что высказала все это вслух. Я сказала этой прекрасной женщине, этой потрясающей личности, которую я люблю как родную дочь, что убила ее настоящую мать.
Саффи – моя добрая, заботливая внучка – держит меня за руку. И, несмотря на все, что я ей только что поведала, она не отпускает ее. Я вижу в ней Роуз. Тот же ум, невинность и вера. И я надеюсь, что не убила эти качества в этой милой девочке.
– Простите, – говорю я, и мой разум в этот момент болезненно, ужасно ясен.
Потому что, честно, мой разум всегда был более ясным, чем я показывала. Не поймите меня неправильно, у меня действительно деменция: мой мозг затуманен и забывчив, и я порой не узнаю людей, которых хорошо знаю, людей, которых люблю. Но, когда у меня случаются эти моменты полной ясности, я помню о прошлом, о том, что я сделала, гораздо больше, чем кто-либо из них мог бы поверить.