«Да, похоже, именно об этом говорил Аль-Хашим, — согласился голос в голове охотника, — тем более, не старый он еще, этот мужик. А травит организм алкоголем… мое будущее тело! Надо бы его остановить…»
Слова «организм» и «алкоголь» Вилланд, разумеется, не понял. Зато уловил общий смысл. Что одинокий пьяница и горюн себя-де травит. А вот с последней фразой решительно не согласился.
И хотя он подсел за тот же стол, напротив печального одиночки… однако не за тем, чтобы остановить. Но, напротив, довести беднягу до нужного состояния. Вроде того, в котором пребывал сам незадолго до знакомства с Игорем. И тем самым облегчить духу-квартиранту переселение. Совместив заодно приятное с полезным.
— Приятного дня, — обратился Вилланд к соседу по столу и для приветствия протянул руку, — смотрю, частенько тут бываешь. Меня, кстати, Вилландом кличут.
Насчет «частенько» охотник говорил не иначе как наобум. Справедливо подозревая, что если человек принимается даже не пьянствовать, но спиваться, то не должен делать в этом самоубийственном занятии длительных перерывов.
— Ивар, — коротко бросил сосед по столу, поднимая на Вилланда помутневший взгляд. Но вот на рукопожатие так и не ответил. И вообще воодушевления от знакомства не выказал.
Зато и сам охотник, и невидимый бесплотный Игорь смогли получше присмотреться к этому бедолаге. Человеком Ивар оказался относительно молодым — не больше тридцати лет отроду. И, возможно, в былые времена слыл даже симпатичным. Пока не распухло и не покраснело от пьянства его лицо. И не покрылось морщинами, ранними, но уже глубокими.
— Эй, красавица! — гаркнул Вилланд на всю трапезную, — по кружке пива мне и моему новому другу.
Обращался он к рослой дородной служанке. Обладательнице косматых и сальных волос, давно не стираного передника и, вероятней всего, уязвленного самолюбия. Впрочем, в заведении для горняков только с подобной внешностью и можно было спокойно работать. Не опасаясь домогательств со стороны пьяных мужланов.
Если для кого служанка и впрямь могла сойти за красавицу, то налакаться они перед этим должны были до полного одеревенения. Когда рукой-ногой пошевелить трудно. А хотя бы десяток шагов до уборной вообще тянут на подвиг.
Так или иначе, но немудреный комплимент Вилланда, оброненный как бы невзначай, подействовал. Служанка, ранее стоявшая, привалившись к стойке, оживилась. И медленно, как бы нехотя, подойдя к одной из огромных бочек, открутила краник. Темная пенная жидкость потекла из него, наполняя одну за другой две кружки.
Затем с этими кружками в руках служанка подошла к Вилланду и Ивару. И поставила перед ними на стол.
— Ты не думай, — развязным тоном, но с доверительными нотками обратился охотник к новому знакомцу, — я тебя не осуждаю… понимаю все.
Словно в подтверждение этих слов он схватил свою кружку. Чтоб залпом влить в себя половину ее содержимого. После чего рыгнул и продолжил беседу:
— Мне ж и самому порой напиться хочется. Веришь, нет? От жизни такой. Как посмотришь вокруг…
И осекся на полуслове. Ибо, судя по безразличному взгляду, брошенному Иваром в ответ, высмотренное Вилландом вокруг не очень-то его интересовало. И поняв, что так он вряд ли произведет нужное впечатление, охотник решил прибегнуть к вранью. Врал он, кстати, умеючи. Во всяком случае, сообразно моменту.
— Так нет, еще мало… еще и дома все кувырком! Колдун проклятый… Я ж откуда знал, что он колдун? Вот скажи… у них что, на лбу написано: «я колдун, не смей меня трогать, а то порчу наведу»? Нет ведь…
— А мозги человеку на что? — холодно и сухо возразил Ивар, — на то как раз, чтоб таких ошибок не совершать. От которых… близкие твои страдают. Пошевелил бы мозгами вовремя — глядишь, все б в порядке было.
После этой отповеди он схватился за кружку — далеко не первую со времени прихода в таверну. И, припав к ней, принялся поглощать пенный хмельной напиток.
Судя по тону, слова охотника у его соседа по столу не вызвали ни капли сочувствия. А глаза смотрели даже с враждебностью. Словно Ивар хотел сказать: «а не пошел бы ты отсюда, трепло».
Впрочем, после равнодушного молчания даже такую реакцию можно было назвать достижением. Тем паче, Вилланд был не из тех, кто пасует перед равнодушием или недовольством собеседника. Продавая добычу с очередной охоты, общаясь с торговцами, он научился упорству. А также худо-бедно заговаривать зубы. Да и врать был приучен. Особенно при встречах с собратьями по ремеслу.