— Ясно. Как ваша фамилия?
— Пожалуйста. Межникова.
Женщина, бросив на меня последний, красноречивый взгляд, встает и направляется к выходу. А навстречу ей, приближаясь к моему столику с загадочным видом, уже идет Руслан.
— Садитесь, гражданин, — говорю я ему строго. — Слушаю вас.
На этот раз я пришла в тюрьму с твердыми и ясными — по крайней мере для меня самой — намерениями.
— Вот что, Костина. Давайте сразу условимся. Защищать вас я буду. Это не ваш и не мой личный вопрос. В процессах, где участвует прокурор, обязательно и участие защиты. Таков закон. А сейчас прошу вас отвечать на мои вопросы…
Она слушает покорно, потом вдруг спрашивает вполне дружелюбно:
— Ты кримплен на Арбате брала? Месяца два назад?
Я не нахожу, что ответить, зачем-то смотрю на свое платье. А она продолжает как ни в чем не бывало:
— А я все думаю: откуда мне твое лицо знакомо?.. Два дня уже мучаюсь. Ну смотри, память, а? В июне месяце это было, помнишь? Я себе только взяла, думала брючный сшить, да вот, видишь, не успела…
Таким образом, между нами вдруг, помимо моей воли, устанавливаются весьма короткие отношения. И она спрашивает:
— Ты сама-то с какого года?..
— Сорок восьмого, — отвечаю послушно.
— Ровесницы! А месяц?
— Октябрь.
— Ну ты подумай! — Она, кажется, искренне обрадована совпадением. — И я в октябре!
Мгновение мы молча смотрим друг на друга. Потом я говорю:
— Итак, вы с Федяевым находились до этого в каких-то пока неясных для меня отношениях. Где вы с ним познакомились? Когда?
— Что, отвечать на вопросы?
— Да. Отвечать.
— Познакомились? Давно. Уже лет семь, восьмой… Где? В Петровске.
— Вы что, оттуда сами?
— Да. Оттуда.
— А как в Москве оказались?
— Как. Оказались. Переехали.
— Вы или он?
— Я и он… Вместе. Он учиться хотел. Вот и переехали. Учиться…
Она смотрит на меня, словно размышляет, стоит ли рассказывать. И, видимо, решает, что все-таки стоит.
— Он тогда в армии служил. Через реку их полк стоял… На другом берегу. Придут человек десять в увольнение — я тогда тоже на почте работала, — кто посылку получать, кто за письмом, встанут возле стойки и давай на танцы приглашать или там в кино… А он — в сторонке сидит, книжку читает. Я его сразу приметила. — Вот она наконец и разговорилась. Впрочем, уже замолкла. Сидит задумавшись. — Ну а потом заболел. Я к нему, значит, — в госпиталь. Он вообще здоровьем не блещет, только с виду такой… Ну вот. Демобилизовался и — ко мне. Не то чтобы там жениться или что, между нами вообще тогда ничего и не было… так, можно сказать, дружба. Очень матери моей стеснялся… Ну а потом, значит, — в Москву да в Москву. Учиться… Он ведь, знаете вы или нет, не просто там способный такой… Он очень способный! Я ему репетитора наняла, доцента, так тот прямо удивлялся. С такой головой, говорит, в аспирантуру надо. Как в воду глядел!..
— Это уже в Москве, что ли?
— В Москве, в Москве. Мы сразу комнату получили. Четырнадцать метров… Я дворником пошла в домоуправление, там это дело сразу. Ну а работа ничего, на первый взгляд тяжелая, потом привыкаешь… Зимой трудновато, когда снегу навалит, но это — какая зима, год на год не приходится…
Я смотрю на нее с удивлением, и она это замечает.
— А что особенного? Ради того, чтоб человек выучился, можно и лопатой поработать, правильно?
— Ну-ну… Лопатой, хорошо. А почему вы не зарегистрировали ваш брак? Что вам мешало?
— Ничего. — Она пожимает плечами.
— И все-таки?
— Ничего не мешало. Вы что, считаете, все непременно женятся?
— В основном.
— Вот вы ошибаетесь. Бывает любовь, когда не думают про дворцы бракосочетания.
— Так-так. Вот вы уже сказали слово «любовь». Это очень важно. Как вам сейчас кажется: была ваша любовь, так сказать, односторонней или взаимной?.. Вы верили ему?
— Конечно… А он не умеет врать, Виталик. Как соврет, сразу краснеет. Я ему говорю: из тебя Штирлиц не получится…
— Ну-ну?
— Давайте. Спрашивайте, — вдруг отчего-то оживившись, предлагает она.
— И, значит, вы ему верили, и он вас обманул…
— Да нет, почему обманул. Ничего не обманул. Ушел — и все. Надоела я ему, как видно. Нашел другую. Разве не бывает?
— Бывает.
— Я единственно что говорю: бросишь, мол, меня, уезжай из Москвы подальше, чтоб я тебя близко не видела, а то, говорю, за себя не ручаюсь!..
— И он, значит, не уехал…
— Не уехал. А чего ему уезжать? Тоже глупости. Он на такое место устроился, через пять лет профессор, куда тут уезжать…