Но заниматься этим было необходимо. И Диомидов со свойственной ему дотошностью ежедневно изучал все материалы, прошедшие предварительный отбор в отделе. Одна из таких заметок в “Глоб” привлекла его внимание. Какой-то юркий корреспондент ухитрился заметить некоего худощавого джентльмена в момент приезда к командующему объединенными силами по борьбе с “фиолетовой чумой”. Корреспонденту удалось проследить даже за отправкой вертолета в сельву, на котором худощавый джентльмен улетел выполнять свою таинственную миссию. Фамилия джентльмена в газете не называлась. Но предположений на этот счет было высказано немало. Диомидов внимательно перечитал корреспонденцию, пожал плечами и отнес ее к генералу.
— Занятно, однако, — задумчиво произнес генерал. — Что понадобилось этому “знатному иностранцу”?
Вопрос был явно риторическим, и Диомидов не стал на него отвечать. Генерал усмехнулся.
— Пожалуй, верно, — сказал он. — Разговор праздный. А глядеть надо в оба. У меня ощущение, что вот-вот из всей этой грязи вынырнет некая фигура и замахнется на мир чем-нибудь похлеще атомной бомбы…
И фигура вынырнула. Только она не была похожа на ту, о которой говорил генерал. Худой кадыкастый немец, назвавшийся Куртом Мейером, туристом из ФРГ, неожиданно явился в управление и попросил кого-нибудь из “чиновников безопасности” принять его. Немец плохо говорил по-русски, а дежурный не понимал по-немецки. После взаимных недопониманий выяснилось, что турист желает сообщить нечто об обезьянах.
Его проводили к Диомидову.
Курт Мейер замешкался на крыльце Исторического музея, когда их группа входила в здание. Бергсон в это время садился в машину с флажком посольства одной латиноамериканской страны. Курт сразу узнал знакомый прищур равнодушных бесцветных глаз, хотя ему довелось видеть Бергсона только однажды. Тогда, немало лет назад, эти глаза так же щурились на заключенных, грузивших на танки клетки с обезьянами.
Курт вздрогнул и невольно замедлил шаг. Потом, повинуясь внезапному порыву, сбежал вниз. Хлопнула дверца. Бесцветные глаза окинули через стекло тощую фигуру, нелепо махавшую руками. Машина мягко взяла с места. И только тогда Мейер опомнился, понял, что он ничего не может сделать, даже если ему удастся задержать автомобиль. И он бросился догонять туристов.
— Что ты там потерял? — покосился на него толстый Вайнцихер.
— Уронил бленду, — соврал Курт и понял: Вайнцихер ему не верит. Он ощупал Мейера глубоко посаженными глазками и процедил:
— Не понимаю, зачем тебе бленда? Ведь солнца нет.
Курт промолчал. Отошел в сторону и сделал вид, что внимательно слушает экскурсовода. Бергсон не выходил у него из головы.
Тогда Мейеру здорово повезло. Две пули только расцарапали кожу под мышкой. Было много крови. Может, это его и спасло. И еще аптечка рыжего Вилли. Как хорошо, что этот Вилли из зондеркоманды таскал за собой аптечку. Он, наверное, сильно удивился, бедняга, когда увидел, что Бергсон, прошив двумя очередями заключенных, повернул турель пулемета й полоснул по зондеркоманде. А Курт знал, что будет так. Ибо случайно подслушал обрывок разговора.
Он задержался тогда на трапе. Клетка с огромным шимпанзе зацепилась за леер. Пока с ней возились, он услышал, как высокий эсэсовец с лошадиным лицом сказал Бергсону:
— Помните о связи.
— Все будет в порядке, профессор, — ответил Бергсон.
— И давайте скорее тех.
— Они уже в пути. Скоро вы начнете опыты.
Эсэсовец-профессор довольно осклабился. Засмеялся и тот, кого он называл Бергсоном. В этот момент Мейер понял, что здесь пахнет тайной. И не ошибся.
Когда он пришел в себя, была ночь. От реки тянуло вонючей сыростью. Где-то в лесу кричала неизвестная птица. А кругом лежали трупы. Раны саднило. Он вспомнил про аптечку. Стал искать Вилли. Достал пластырь и унял кровотечение. Пока он это проделывал, его два раза стошнило. Может, от слабости, а может, от вида трупов. Но он нашел силы, чтобы снять с груди Вилли автомат. Бергсон не потрудился собрать оружие зондеркоманды.
Ни тогда, ни позже Курт Мейер никому не рассказывал об этом. И не рассказал бы, не начнись газетная шумиха вокруг странных событий в Южной Америке. Курт в это время был в России. Фиолетовые обезьяны, о которых он читал ежедневно, ассоциировались почему-то в его голове с эсэсовцем-профессором, забравшимся двадцать лет назад на Амазонку Для проведения каких-то опытов. Мейер много думал, прежде чем решиться.
Вот при каких обстоятельствах турист из ФРГ оказался в кабинете у Диомидова. Он долго мялся, подыскивая нужные слова, и наконец произнес, путая немецкие фразы с русскими:
— Я хочу сделать заявление. Мне понравилось у вас в страна. Во хорошо решай коммунальпроблема. И это… — Он ткнул пальцем в лацкан диомидовского пиджака, на котором синел университетский ромбик. Диомидов помог ему.
— Образование, — сказал он по-немецки.
— О, — обрадовался Курт, услышав родной язык. — Да, да, я видел у вас много таких значков. — И тихо добавил: — Я тоже мог бы…..
Он вздохнул и, отвернувшись к окну, сказал:
— Гейдельберг. Это были лучшие годы. И немного потом. Обсерватория стояла на холме у реки. Я любил ходить туда. Думать. Потом я забыл, как это делается. А сейчас мне снова пришлось задуматься. Уже о другом. Не удивляйтесь, если я скажу вам одну странную вещь. Я не пришел бы к вам. Но вчера в ресторане Вайнцихер пролил вино. На скатерти расплылось мокрое пятно. Вайнцихер расхохотался. Увидев его улыбку, я решился. Мокрое пятно напомнило мне о крови расстрелянных. И еще одна встреча. Скажите, вы верите в привидения?