Впрочем, потеря «крота» не была неизбежной. Его металл» упрочненный электронной бомбардировкой, мог выдержать температуру в 800 градусов: создатели машины предвидели, что она может повстречать жилы вулканической лавы. Конструкция «крота» отличалась невероятной прочностью: нам гарантировали, что он устоит под давлением в 400 атмосфер. Правда, если «крот» доберется до каменных блоков, лежащих на глубине в три с половиной километра, ему придется выдерживать вдвое большее давление! Кроме того, аппаратура, связывающая его с поверхностью, при таких температурах может отказать. И к тому же всегда оставалась возможность, что расстояние до «крота» превысит максимальную дальность, на которой еще возможно дистанционное управление им, или что на нем выйдет из строя приемник.
Около половины восьмого, когда уже начало темнеть, «крот» почти преодолел вторую половину пути. Каменные блоки были теперь меньше чем в километре под ним. Рабочих мы отпустили, но многие из них так и не ушли. Наш повар соорудил кое-какой ужин из консервов: ему было явно не до того, чтобы что-то готовить.
Наступила ночь. Мы сидели в темноте, вслушиваясь в тихое гудение радара и вглядываясь в яркую белую точку. Время от времени мне начинало казаться, что она остановилась. Райх, глаза у которого были зорче моих, всякий раз убеждал меня, что я ошибся.
К половине десятого последние рабочие разошлись по домам. Я завернулся в несколько одеял: поднялся холодный ветер. Райх курил сигару за сигарой, и даже я выкурил пару сигарет. Внезапно гудение прекратилось. Райх вскочил и сказал:
— Он на месте.
— Вы уверены? — От волнения у меня сел голос.
— Абсолютно. Он сейчас прямо над блоками.
— А что дальше?
— Дальше мы включим сканер.
Он снова пустил в ход зонд. Теперь наши глаза были прикованы к телевизионному экрану. Он был пуст — это означало, что сканер направлен на какой-то массивный твердый предмет. Райх покрутил ручки. Опять появились волнистые линии» но теперь они были тоньше и прямее. Райх что-то снова подкрутил, и они стали сближаться, пока весь экран не покрылся сеткой тонких черных и белых линий, наподобие брюк в узкую полоску. На фоне этой сетки отчетливо виднелись многочисленные черные шрамы» рассекавшие поверхность камня. За последние несколько часов я так переволновался, что теперь мог смотреть на них почти спокойно. Не могло быть никаких сомнений относительно того, что это такое: я уже много раз видел то же самое на поверхности базальтовых фигурок. Перед мной были клинописные знаки, которые складывались в имя Абхота Темного.
Больше нам нечего было здесь делать. Мы сфотографировали экран, потом вернулись в палатку Райха и связались по радио с Даргой, находившимся в Измире. Райх объяснил ему ситуацию, принес извинения за риск, которому мы подвергли «крота» — он принадлежал турецкому правительству, — и сказал, что теперь нами точно установлено: эти блоки относятся к культуре «Великих Древних», которые упоминаются в надписи на одной из фигурок.
Я подозреваю, что в тот момент Дарга был немного пьян: он не сразу понимал наши слова, и приходилось объяснять ему все по нескольку раз. Потом он предложил разыскать Фуада и немедленно прилететь к нам. Мы убедили его, что в этом нет никакого смысла, потому что мы сейчас ложимся спать. Он сказал, что мы должны переместить «крота» вбок, чтобы обследовать соседние блоки. Райх заметил, что это невозможно: «крот» не может двигаться вбок, а только вперед или задним ходом. Его можно лишь отвести назад метров на тридцать и придать ему новое направление, но это займет несколько часов.
В конце концов мы уговорили Даргу не приезжать и закончили разговор. Оба мы невероятно устали, но спать ни мне, ни Райху не хотелось. Повар оставил нам все, что нужно, чтобы сварить кофе, мы выпили по чашке, понимая, что этого делать не стоило, и откупорили бутылку коньяку.
И вот тогда, в полночь 21 апреля 1997 года, сидя в палатке Райха, я рассказал ему о том, что испытал накануне. По-моему, я это сделал только ради того, чтобы отвлечь нас обоих от мыслей об этих двадцатиметровых каменных блоках, что лежали в глубине земли у нас под ногами, и в этом я вполне преуспел.
К моему удивлению, Райх не увидел в моей истории ничего странного. В университете он изучал психологию Юнга[42] и был знаком с идеей «коллективного бессознательного». Если оно существует, то, значит, сознание каждого человека представляет собой не отдельный островок, а часть огромного континента. Оказывается, Райх читал гораздо больше литературы по психологии, чем я. Он процитировал мне работу Олдоса Хаксли, который где-то в 40-х годах, экспериментируя с мескалином, пришел к такому же выводу: что сознание простирается внутри нас в бесконечность. Очевидно, в определенном смысле Хаксли пошел даже дальше — он говорил о сознании как о самостоятельном мире, подобном внешнему миру, в котором мы живем, как о планете с собственными джунглями, пустынями и океанами. И на этой планете, естественно, должны обитать самые разнообразные неведомые существа.
42
Карл Густав Юнг (1875–1961), швейцарский психолог и психиатр, основатель аналитической психологии. Пересмотрел основные положения психоанализа Зигмунда Фрейда (лишив, например, либидо исключительно сексуального характера и рассматривая его как психическую энергию вообще), постулировал существование коллективного бессознательного и архетипов.