Игина словно пыталась отстраниться и стать ближе одновременно, казалась то задумчивой и отрешённой, а то как ни в чём не бывало ласкала эльфа, заставляя его терять себя вновь и вновь, рассыпаясь тысячами сверкающих искр и давясь криками по ночам. Он принимал это как должное, мечтая о большем. Способность Игины будить в нём магию, которой в нём отродясь почти не было, тоже не давала Калло покоя. Что-то тут было не так. Что-то очевидное, лежащее на поверхности, но он никак не мог сообразить, в чём тут дело. У неё же не было никаких магических способностей, вообще никаких, Вилу ничего не обнаружил! А теперь всё изменилось.
Однажды, когда он засыпал – он непривычно много для эльфа спал, сначала пытаясь сбежать в пропасть без дна, а потом поправляясь и приходя в себя – он снова столкнулся с тем своим странным видением, которое считал игрой воображения теперь: он услышал тихое-тихое пение, ту самую мелодию из детства, колыбельную, которую когда-то пела ему мать. Он замер, а затем заметался на границе сна и яви, да, именно это тянуло его за собой и возвращало к жизни, обещало защиту и тепло, и сейчас Калло совсем не мог понять, это воспоминания несознательного периода жизни сыграли с ним такую шутку, или он схватился за тепло Игины не потому, что она пела песню его матери, а потому, что это её сила и её энергия нужны были ему для выздоровления. Он чувствовал болезненный раскол, многочисленные чёрные трещины, навсегда расщепившие когда-то цельного его, но не рассыпался и не погиб он только потому, что человеческая девушка смогла удержать его дух на самой грани.
Калло прислушался и разобрал даже слова – может, он уже спит и просто вспоминает? – эльфийские слова старой песни, которую Игина не могла нигде услышать и узнать. И Калло сдался этом хрупкому и непонятному чуду, не стал искать ответы, поворачиваться и начинать расспросы, удивляться и анализировать. Пусть в этом беспросветном коротании дней в грязной клетке останется место настоящему волшебству. Эльф чувствовал, что однажды он узнает тайну Игины, тайну её странных изменений и необъяснимых знаний, секрет, который заставлял его содрогаться от смутных мрачных догадок и переворачивал всю душу. Слишком беспросветно. Лучше не думать об этом.
Какие силы и какие истории стоят за настоящим волшебством?
Как-то раз после её не особо щедрых, но таких же выворачивающих, как в первый раз, ласк, Калло повернулся к ней лицом и поймал её губы своими в нежном и хрупком поцелуе. Он открыл глаза, тщетно ловя её взгляд в абсолютной темноте, силясь прочесть тайные письмена её души, и вдруг в его сознание хлынул поток ощущений извне, будто в награду за то, что он не может разглядеть глазами. Такой непривычный коктейль острых как ледяные снежинки и горячих как лава вулкана эмоций, он упивался страстью и желанием Игины, её заботливым теплом и участием, которое сейчас расцвело внутри его души гигантским греющим цветком, никто и никогда не смог бы ему так польстить какими бы то ни было речами и обещаниями, как этими магически протранслированными чужими эмоциями и ощущениями. Но помимо глубоко льстившего ему чужого отношения Калло уловил и понял кое-что ещё. Он не отпрянул и не отстранился, выпивая неожиданное угощение до дна и принимая покорно всё, что смог разглядеть – к мёду оказалась примешана горечь.
Когда их губы разъединились и повисла тишина, эльф перевёл дыхание и печально проговорил, не упрекая, а сообщая, что знает:
- Ты любишь другого.
Игина потрясённо замолчала, а потом не по-женски выругалась, добавив:
- Проклятый резонанс!
Калло погладил её по плечу.
- Всё в порядке. Я могу это принять.
Она помолчала и порывисто обняла его, с силой прижав к себе.
- Прости меня. Получается, я дала тебе невольную надежду, но я не могу, Калло, я бы не смогла. Ты мне очень нравишься, я уже говорила. И если бы у меня остался кто-то в моём родном мире, ты бы уже знал об этом. Но я оказалась заложницей своего беспамятства…
- Не беспокойся за меня, Игина, - он печально улыбнулся. – Я не хрустальная статуэтка, и горечь любви мне знакома давно. Это всё равно ничего не меняет по сути. Ты стала моей парчхан-ва, и ничто не в силах этого изменить.
- Чем я стала?..
- Это понятие из культуры орков. В нашем мире существовали орки, некоторые говорят, они живут где-то далеко на востоке и сейчас, но я сомневаюсь, они всегда недолюбливали эльфов, и мой народ их истреблял. Мой отец ещё до Раскола эльфов не на шутку увлекался культурой орков и их воинским искусством, он же и познакомил всё наше поселение с этим понятием и ещё некоторыми интересными вещами. Так орки называли того, кто спас и помог тебе, но не просто спас жизнь в бою, например, а вытащил тебя из полного тупика, из абсолютной депрессии, смог дать надежду в беспросветном мраке, смог оживить дух. И тогда обоих, спасителя и спасённого, связывают нерушимые цепи, которые со стороны выглядят как привязанность или дружба, но по сути это нечто иное, чему в языке эльфов нет прямого аналога. Обоих называют этим словом, парчхан-ва, и связь их мистическая и недоступная для изучения, иррациональная, но прочная.
- Я понимаю, о чём ты. Никаких слов не хватит выразить это до конца, но я чувствую, что ты имеешь в виду. Значит, теперь всё ещё сложнее, чем я думала.
- О чём ты, Игина? Наоборот, это всё объясняет. И ты ничего не должна мне. Та связь, что есть между нами, - она есть, и никто её не перерубит. А какие она примет формы и как выразится, разве это важно? Если мы спасёмся живыми, я буду рядом с тобой, ты будешь рядом со мной. Мои соплеменники благодаря отцу знают, что такое парчхан-ва, и никто не посмеет препятствовать нашему общению и нашей близости, ни расовые, ни культурные отличия, ни мои обязанности как принца, ни воля моего отца.
- А что рассказывали орки, случается с теми парчхан-ва, которых разлучает жизнь?
Калло улыбнулся, сам черпая надежду в понятиях иной культуры.
- Частичка одного парчхан-ва остаётся в другом навсегда. Поэтому их всегда тянет друг к другу, какое бы расстояние их ни разделяло. До самой смерти. Некоторые могут жить вдали, но часть их всегда будет рваться прочь, другие нет, кто-то умирает от слабости или тоски, это уже зависит от конкретных эльфов… людей. Орков.
Игина сжала его руку.
- Я сделаю всё, чтобы мы остались рядом… если ты сам не пожелаешь иного.
С тех пор они не говорили об их отношениях, Калло не спрашивал имени избранника Игины, не задавался вопросом, когда и где она могла успеть с кем-то познакомиться и влюбиться, эльф избегал даже размышлять об этом. Подспудно он знал ответ и не хотел его знать, чтобы не думать о том, в какую пропасть тащит его судьба, поэтому несознательно закрылся от размышлений и мыслей об известных ему легендах и сказаниях эльфов.
Вместо этого Калло, признав себя полностью оправившимся, насколько это вообще было возможным, от кошмара первой ночи плена, начал потихоньку восстанавливать свою физическую форму. Делать это надо было очень осторожно, чтобы случайно не выдать своих физических упражнений их пленителям, да и условия тесной клетки не способствовали, но эльф старательно делал, что мог, чтобы в момент побега ему хватило сил и выносливости защитить себя и Игину. Девушка следила за ним жадным взглядом, пожирая каждое движение глазами с таким хищным видом, что Калло, смущаясь, чувствовал себя ланью, за которой из кустов наблюдает волчица.