Удивляет всех спокойным взглядом, не проводит перекличку, не начинает занятие с проверки материала. Тихим голосом объявляет о проверочной работе и раздает бумаги.
Задания простейшие, если посещать занятия или знать о “Питоне” хотя бы немного, так что я справляюсь с тестом рекордно быстро. Вижу, что Евгений Викторович совсем не следит за студентами, уткнулся в свой ноутбук и взгляда не поднимает, поэтому отодвигаю лист подальше и тихонько достаю телефон.
Методично листаю ленту, читаю какие-то новости. Даже ответила на пару рабочих сообщений, хотя вдаваться в подробности кода крайне лениво. Сверху, посреди экрана беззвучно высвечивается уведомление. Сообщение от Зеленого.
Открываю, не думая.
“Корица, мне надо кое-что тебе сказать. Я долго думал и пытался разобраться в этих чувствах, но ничего не могу с собой поделать. Вероятно, это неправильно. Вероятно, тебя это оттолкнет, но… Ты исключительная девушка. Умная, смешная, чуткая и умопомрачительно красивая - и речь не только теле, а о твоей душе. Я не знаю, как тебя зовут и как ты выглядишь, но я хочу быть с тобой. Я влюблен в тебя, Корица”
Я читаю текст. Затем еще раз. Еще.
Перед глазами туман, а в голове шумит кровь. Сердце бьется громче, чем звучит окружающий мир. Я не…
Телефон выпадает из рук на пол, с громким стуком возвращая меня в реальность. Я будто выплываю из-под толщи воды собственного восприятия. Нахожу себя посреди все той же аудитории. На меня повернуты все головы, а Евгений Викторович недовольно хмурится и встает из-за стола, направляясь к нашей с Юлей парте. Телефон он, естественно, заметил.
Я сижу молча и неподвижно в ожидании приговора.
Нойманн равняется со столом, наклоняется и подбирает мобильный. Показывает мне экран, по центру которого расположилась неровная трещина - паутинка. Но это не страшно. Меня до дрожи ужасает то, что с падением наш диалог с Зеленым сдвинулся вверх. И теперь на телефоне приглушенно светится тот кусок, где зависли наши фотографии.
Когда Евгений Викторович понимает, на что смотрит, он переводит удивленный взгляд на меня. Я молчу, широкими глазами глядя на аксессуар у него в руках. Не могу заставить себя выдавить ни слова, ни звука.
Нойманн сглатывает, шумно выдыхая, но также молча разворачивается и уходит к своему столу.
– В конце пары заберете, – глухо бросает он мне, а я не могу найти силы, чтобы спорить.
Итак, во-первых, Зеленый признался мне в чувствах.
Во-вторых, мой препод увидел кусок переписки с совсем не детским содержанием.
Глава 9.
Остаток пары проходит во всеобщем молчании. По ощущениям, меня хоронят все одногруппники в аудитории, которые застали этот краткий миг позора.
Нет сомнений, что после такого моя жизнь превратится в сущий кошмар. По взглядам, которые кидает на меня Нойманн, можно не гадать – переписку со всем “пикантным” он увидел в достаточной мере. В его сторону я стараюсь не смотреть. Куда интереснее разглядывать шторы, трещинки в стенах…
Почему-то мыслей по поводу сообщения Зеленого нет. Точнее, они есть, определенно. Но вся ситуация кажется мне настолько нереальной, гротескной, что все эмоции остались где-то далеко-далеко за плотной завесой тумана из шока. Мне надо глотнуть свежего воздуха, а еще лучше покурить.
Тянусь рукой к карману толстовки и нащупываю там пачку сигарет, оставшуюся с последней покупки. Слушаю мерное тиканье часов и смиренно наблюдаю, как минутная стрелка с каждым мигом приближает меня к спасению.
Десять минут до конца занятия, пять, три, одна…
– Свободны, – провозглашает тихим голосом Нойманн. Во всеобщей тишине он будто кричит, хотя губы мужчины едва двигаются.
Я подхватываю свои вещи в ту же секунду, сгребая тетрадь в рюкзак, и поднимаюсь из-за парты. Сбегаю вниз перед всеми, пролетаю мимо преподавательского стола, не поворачивая головы. Протягиваю руку, чтобы схватить лежащий на углу телефон, но не успеваю. Евгений Викторович хватает меня за запястье. По инерции я дергаюсь вперед и едва не падаю, но вовремя опираюсь на его стол.
Короткое:
– Останьтесь, Климова, – и взгляд исподлобья. Вот все, что достается мне, как только горячая шершавая ладонь исчезает с кожи. Мимо проходят студенты, поглядывая на нас, кто сочувствующе, а кто злорадно.
Отхожу назад, прислоняюсь к одной из парт. Как только под наше с Нойманном красноречивое молчание последней покидает аудиторию Даша, мужчина плотно прикрывает за ней дверь.
– Почему я не могу уйти? – задаю вслух вопрос, хотя это совсем не то, что мне хотелось бы сказать. Мне вообще не хочется говорить, но терпеть эту загробную тишину уже нет сил. – Давайте свои нотации, и я пойду.