Степа вошел во двор и был оглушен многообразными голосами завода. Отрывисто и пронзительно покрикивала «кукушка», кто-то тяжело вздыхал, лихо выстукивали паровые молоты, и вдруг начинали звенеть струны, точно завод был наполнен гитаристами и балалаечниками. Временами слышался визг, рев, чудилось, что вопит прищемленный человек.
Весь двор оплетали блестящие рельсы. По одним медленно ползли платформы, груженные чугуном. Они только что прибыли от гороблагодатских домен, оставят свой груз и побегут за новым.
По другим рельсам катились вагонетки с разным железным ломом и дровами. Люди, одетые в штаны и рубахи из плохонького брезентика, подталкивали их сзади. Между рельсовыми путями лежали кучи бурого торфа, стояли аккуратные поленницы дров. Всюду валялись старые станки, опрокинутые брюхатые вагонетки и скрюченные обрезки жести. Узенькая тропинка виляла среди рельс, дров и торфяных куч. Рабочие где торопливо бежали, где останавливались, где прыгали. Степа подражал им.
Почти все вагонетки тянулись к длинному, высокому цеху, окна которого пылали пламенем: это и был мартеновский.
Войдя в цех, Степа невольно прислонился к стене, его ослепил белый свет, который широким потоком вырывался из жерла печи.
Длинная и высокая, размерами больше вагона, стояла она посередине цеха. Ее жерло было открыто, и Степа видел, как в брюхе печи клокотала и прыгала белая расплавленная масса. Вокруг печи был нестерпимый жар и свет, но рабочие подбегали к самому жерлу и кидали в него лопатами куски железа. Все они были в валенках, в брезентовой одежде, на головах носили широкополые валяные шляпы, а глаза прикрывали синими очками. Кинув кусок лома, рабочий отбегал к раскрытым воротам под ветер, делал несколько глубоких вздохов и опять хватался за лопату. У всех были красные лица, жилистые худые шеи. Синие очки, одинаковая одежда и шляпы стирали с людей отличия, и Степа с большим трудом узнал своего отца.
Он подошел к нему, когда тот выбежал на ветер подышать холодным воздухом.
— А, приехал, — сказал отец просто, как будто он и не удивился и не обрадовался. — Постой немного, вот сделаем выпуск железа и пойдем.
Степа оглядывал обширный цех, в середине которого был ослепляющий свет, зато вверху и по углам черная тьма. Под крышей висела густая сетка из железных прутьев, рельсов, цепей, проволоки и блоков. Степа не понимал, для чего эта путаница. В Дуванском заводе он часто забегал во двор, но в цехи ребят не пускали, и только однажды отец показывал ему домну. Парень знал завод по шуму, который был слышен из-за стены, по гудкам, движению платформ и вагонов. Он любил этот шум, гудки, суету вагонов и топот проходящих смен.
Кинули в печь еще несколько кусков, задвижкой из белого огнеупорного кирпича прикрыли жерло, отошли к воротам и закурили. К группе рабочих подошел мастер в такой же шляпе, в очках и в брезенте.
— Брали пробу? — спросил он.
— Брали.
— Скоро будет готово?
— Скоро.
— Чей это мальчик? — Мастер повернулся и показал на Степу.
— Мой сын! — откликнулся Петр Милехин. — Сегодня прибыл.
Мастер достал трубочку и тоже закурил. Все глубоко затягивались дымом, неторопливо выпуская его через нос, отирали потные лица и перекидывались шуточками.
Тут же в цехе толпилась и другая смена, готовая взять лопаты, ковши и молота.
— А ну-ка пробу! — кивнул мастер.
В печь сунули ковш на длинной рукоятке, зачерпнули расплавленной массы и вылили ее на каменный пол. Мастер кинул в массу горсть белого порошка, который вспыхнул синим пламенем. Расплавленная масса затвердела, Милехин схватил ее клещами, сунул в воду, охладил и подал мастеру. Мастер взглянул на стальной кусок и махнул рукой:
— Можно!
Где-то в темноте цеха раздался тихий плач, который постепенно усиливался и дошел до исступленного визга. Степа испуганно прижался к стене. Отец заметил испуг сына, подбежал к нему:
— Что с тобой?
— Кого-то придавило…
— Где, кого?
— А плачет.
— Да это же электрический кран, он всегда, как ребенок, и пугает новичков. Пойдем!
Отец вытолкнул Степу на середину цеха, куда медленно плыл по рельсам электрический кран и бережно нес на своем рычаге большой чугунный ковш, выложенный внутри огнеупорным кирпичом. Блоки и колесики крана визжали и плакали, напоминая в точности жалобы младенца.
Ковш остановился перед мартеновской печью, в стене которой пробили отверстие, положили выпускной желоб, и расплавленный металл полился тонкой искристой струйкой.
Петр Милехин взял лом и ударил им с размаху в выпускное отверстие, из печи выкатилась волна жидкой красной стали. Над желобом поднялась метель огненных искр, они взлетали до крыши цеха, кружились и гасли, осыпая с ног до головы Милехина, а он стоял и ударял ломом, когда отверстие зарастало шлаком.