— Осенью в фабзавуч.
— А до осени бездельничать? Озорник из парня получится, а не работник. Устрой ты его учеником в цех до осени, он приглядится, а осенью в фабзавуч.
— Нам на весь завод разрешено иметь тридцать учеников. Я не знаю, есть ли свободное место, спроси в завкоме.
Степа слушал и разглядывал кабинет. Он был просторный, с большими окнами, чистым полом. На стенах висели картины и географические карты, большой портрет Ленина и часы. На столе перед помощником лежала доска из пестрого камня, и на ней стояли две чернильницы. Степа узнал от отца, что доска была вытесана из камня — яшмы.
К помощнику входили только после доклада, у двери стояла белокурая девушка, которая поминутно открывала дверь и спрашивала:
— Можно?
В завкоме принимали без всяких докладов. Там в углу стоял стол, за ним сидел усатый рабочий.
— Можно? — спросил Милехин.
— Иди! — позвал его завком. — Говори.
— Вот сына бы в ученики. Помощник директора к тебе послал.
— Есть два места — в мартеновском и прокатном цехах.
— Его бы в мартеновский, я и сам в нем же работаю.
— Ладно, напиши заявление и справку о летах, моложе четырнадцати годов не принимаем.
— Ему пятнадцатый.
— Принеси сегодня, а завтра может выходить на работу, да не забудь бумажку от доктора о здоровье.
Отец водил Степу к доктору и получил бумажку, что здоровье у парня хорошее, написал заявление и снес в завком, где при нем же наложили резолюцию: «Принять учеником в мартеновский цех».
Остаток дня бродили по поселку, купили Степе сапоги — в заводе никто не носил лаптей, — заглянули на новую стройку, где закладывались дома для рабочих. Отец сказал, что в одном из этих домов и для него отведут квартиру.
— Выпишем нашу старуху и заживем.
Степа молчал: он вслушивался в гул завода, всматривался в пламенеющие окна цехов и думал, как-то пойдет его новая жизнь. Он немножко растерялся, когда попал в завод, его напугал шум, мрак и возникающий неожиданно пламень. Издали и шум, и гудки, и пламень были красивы и заманчивы, а вблизи пугали.
Выше по реке был виден город, поля зеленых и красных крыш, церковные купола и трубы. Степа вспомнил наказ Кирилла Дымникова, веселую Настю и забеспокоился: сумеет ли он побывать в городе, если завтра же пойдет в цех.
— В город можно уходить?
— А кто же тебе запретит? — удивился отец.
— Мастер, завком али помощник тот…
— Отработаешь свои четыре часа и можешь идти, куда душенька пожелает.
Вечером отец и сын зашли в кино, где показывалась картина «Аэлита». Степа впервые видел бегающие картины и был бесконечно удивлен. Он все дергал отца за рукав и говорил:
— Бегает, бегает… И стреляет.
— Ты не шуми, — успокаивал его отец.
— А если она выскочит да на нас.
— Чудак, это ведь картина, никогда она не выскочит, все время будет на полотне.
Когда вернулись в барак, отец спросил сына:
— Понял, в чем там сердцевина самая?
— Бегает.
— Ах ты шут, у него только бегает. Люди на Марс летали, на звезду.
Степа ничего не понял, он заметил одно, что картины бегают, шевелят губами, стреляют, а зачем…
— В другой раз пойму, — пообещался он.
Спать в бараке было тесно и неудобно. Кусали клопы, кричали грудные дети, скрипели люльки. Сосед тяжело храпел и дышал прямо в Степино ухо. Парню всю ночь грезилось Дуванское, коровьи кутасы, дудка Якуни, то вдруг гудок — и он вскакивал.
Отец гладил его и говорил:
— Ты забудь все и спи спокойно.
— Гудок мы не проспим?
— Не проспим, разбудит, он у нас горластый. Нагляделся ты, вот тебе и грезится всякая чушь.
За ночь чего-чего только не грезилось парню! Во сне заново пережил всю свою жизнь и вскочил, когда ухнул гудок, с больной головой.
— Спи, можешь до второго, успеем, нам ходу всего одна минута, — проговорил отец и захрапел. Но сын обул сапоги, надел одежонку и стал дожидаться отца. Весь барак волновался и шумел. Жены готовили для мужей чай, кричали разбуженные ребята, около умывальника толпилась очередь. Петр проснулся со вторым гудком.
— Ты уж оделся и умылся? Ишь заботник какой.
— Нет, не умывался.
— Идем на пруд, там без очереди. Я все лето на пруду, а зимой снегом.
Умылись холодной водой, и головная боль у Степы прекратилась.
В семь утра Степа пришел в цех. Мастер поманил его и спросил:
— Ты ученик-то? Завком сказывал, что ученика пошлет.
— Я.
— Стань около этой цепи и тяни ее, когда закричат «открывай!». К каленому железу не прикасайся, сгоришь, на дороге не топчись и слушайся старших.