– Понятия не имею, – не стал обманывать Джек. – Я просто подумал, что надо что-то спросить, а это первое, что пришло в голову. – И тише, как будто сверливший его взглядом повар мог понимать по-английски: – Этот мужчина, кажется, ненавидит меня, и я понятия не имею, в чем дело... И это нервирует.
Мисс Харпер, искренне улыбнувшись, положила ладонь Джакомо на плечо и что-то шепнула ему. Тот расплылся в улыбке, как будто немного смягчившись, но уходя, все равно глядел на Джека прищурив глаза.
Можно было подумать, что он разгадал его ложь и потому ненавидит, но... он точно не мог ничего разгадать.
– Не волнуйтесь о Джакомо, он милейший души человек, просто вы для него слишком anglicano, человек, не разбирающийся в высокой кухне, а значит, заведомо idiota. Вам придется переубедить его! – Мисс Харпер подхватила Джека под руку и повлекла по коридору к выходу на хозяйскую половину.
– Что вы шепнули ему? – полюбопытствовал он.
– Хотите знать? В самом деле хотите? – потешалась она, и Джек, рассмотрев ямочки у нее на щеках, подумал вдруг, что мистер Ридли нуждается в ком-то, способном смеяться так, как она. Каким бы другим он мог стать рядом с женщиной, вроде мисс Харпер...
– Конечно, хочу. Я крайне заинтригован!
Мисс Харпер шепнула, склонившись к его плечу:
– Я сказала, что вы не совсем безнадежны: что на прошлом обеде вы весьма восхищенно отзывались о его Risotto con funghi, и это немного реабилитировало вас в его глазах.
Джек спросил, о каком таком блюде вообще идет речь – за столом он терялся, толком не зная, что и как есть, и, конечно, названий не запоминал – и так, посмеиваясь над его полным невежеством в сфере кулинарных изысков итальянской кухни, они вышли на хозяйскую половину и направились к лестнице. Здесь они и услышали громкие голоса – то ли ссоры, то ли какого-то переполоха – и молча переглянувшись, поспешили наверх, движимые одинаковым опасением за здоровье хозяина дома.
Впрочем, еще на походе к его комнате расслышали голос Агостины де Луки, заявлявший категорично:
– Если Бьянку убили, а ваш внук думает именно так, то виновна, конечно, эта ужасная компаньонка. Мало того, что вы дали ей власть над собой, так еще не желали и слушать, когда моя дорогая сестра предостерегала вас от ее коварных поползновений. Зачем вы позволили ей ужинать с нами? – последовал желчный вопрос. – Это были семейные посиделки в узком кругу, а вы притащили ее. Её! Уверена, Бьянка снова ей что-то сказала, и эта... охотница за деньгами решила с ней поквитаться.
Они с мисс Харпер стояли под дверью, к тому же неплотно прикрытой, и четко слышали каждое слово. Бледная, словно враз ставшая кем-то другим, не той улыбчивой женщиной, что недавно веселила его, а холодной, мраморной статуей, мисс Харпер слушала оскорбительные слова, плотно сжав губы и даже как будто бы не дыша.
Джек подумал, что должен ее поддержать, и, взяв плетью повисшую руку, сжал холодные пальцы. Мисс Харпер даже не шевельнулась.
– Ты не смеешь так о ней говорить, – заступился за компаньонку Фальконе, и голос его звучал достаточно бодро. – Сеньорита Ридли исключительно добропорядочная женщина, к которой у меня нет нареканий. И твои ужасные речи, племянница, говорят не в твою пользу! Придержи-ка язык и не порочь ее доброе имя.
Но та вскинулась:
– Вот, ты готов отступиться от члена семьи, даже от голоса разума ради этой... zoccola (шлюха).
Повисла тревожная пауза, словно затишье перед грозой, а потом Витторио Мессина примиряюще произнес:
– Послушайте, Агостина, в вас говорит страшное горе, вы скорбите по погибшей сестре, и это понятно, но не стоит наговаривать на того, кто вам неприятен по той или иной причине. Вы впоследствии пожалеете, а слова уже не вернуть!
– Ни о чем я не пожалею! Кроме этой... никто не желал моей сестре зла.
В этот момент мисс Харпер развернулась на месте и, подхватив край своей юбки, двинулась прочь по коридору. Джек наблюдал, как она уходила, и пожалел о своей откровенности с мисс де Лукой, оказавшейся даже большей мерзавкой, чем ему показалось сначала.
– Я хотел бы поговорить с внуком наедине. Оставьте нас, друзья! – обратился Фальконе к супругам Мессина. И поглядел на племянницу: – А тебе не помешало бы научиться лучше видеть людей: твои наветы в адрес сеньориты Рид абсурдны и оскорбительны, – попенял он ей, впрочем, беззлобно. Душевное опустошение не способствовала сильным эмоциям, он будто выгорел изнутри. – И я требую, чтобы ты перед ней извинилась!
– Ни за что! – кинула Агостина де Лука, направляясь к дверям.