Вот только, так называемая, мисс Ховард не желала поддаваться на уговоры сообщника и упорно не желала покидать дом... Роберт понял, что ему придется взять инициативу в собственные руки и, затаившись в амбаре за домом, принялся ждать удобного случая для тайного проникновения в дом: у него был припасен ключ от прачечной, через которую можно было легко попасть внутрь. И ночной переполох, устроенный маленьким Гарри прекрасно способствовал этому плану.
Рассказчик впервые замолк, глядя как бы сквозь каждого из своих слушателей – кончики его усов свесились вниз, как бы сигнализируя о внутреннем душевном состоянии своего хозяина. «Констебль Саймон» кашлянул в кулак...
– Полагаю, разговор вышел не совсем таким, на какой Роберт рассчитывал, – произнес он после этого. – Бывшая жена не желала уступать, и братец, вконец разъярившись... сделал то, что сделал. После чего распахнул оконные створки, пытаясь таким образом создать иллюзию бегства через окно, прикрыл Марию вторым одеялом и – был таков.
Утром, опять же выждав удобного времени, он самолично выстрелил себе в ногу и повалился на снег в надежде на скорое обнаружение. Вот, как я полагаю, все было... Ну, братец, скажи, что я не прав?
Он, как и все остальные присутствующие при его рассказе слушатели, повернули головы в сторону лже-Чендлера... Тот ожег брата ненавидящим взглядом, а потом схватился за сердце и повалился на диванные подушки.
– Сердечный приступ! – вскричал Эдмунд Чендлер, бросаясь к отцу и хватая его за руку. – У отца сердечный приступ.
– Его сердечные капли в шкафчике у кровати, – выдохнула Анна Чендлер с ужасом в глазах. Мисс Блэкни бросилась вон из комнаты...
Чендлер еще дышал, издавая натужные, хриплые стоны – тело его мучительно изогнулось, губы посинели.
… Когда мисс Блэкни вернулась с флаконом сердечных капель, тот был мертв уже целую минуту. Из глаз его жены катились безмолвные слезы – она даже не пыталась их смаргивать... Казалось, все разом онемели и утратили всякое представление о действительности. Откровения мнимого констебля и последующая за ними смерть главного виновника произошедших событий были слишком ошеломляющими, чтобы вместить их в себя вот так, в одночасье.
И тогда Анна Чендлер произнесла:
– Ничего этого не было... Ничего из услышанного нами в этой комнате никогда не бывало! Мой муж был истинным хозяином Чендлер-менора, его дети – наследники по праву. Поклянитесь, что никогда и ни при каких обстоятельствах не раскроете правды о произошедших в этом доме событиях. – Она смахнула слезы и обвела каждого пристальным взглядом: – Я прошу не за себя, – сказала она, – за детей, оставшихся сиротами. Мария с Гарри не должны узнать правду о своем отце... Никогда.
– Клянусь, – сказала Аманда Блэкни, и остальные последовали ее примеру.
– А вы? – спросила «констебля Саймона» новоявленная вдова. – Что вы желаете получить за свое молчание? Говорите.
Мужчина улыбнулся, невеселой, полной горечи улыбкой.
– Мне не нужны ваши деньги, – хриплым голосом отозвался он. – Я не стану отбирать принадлежащее моим родным племянникам... Может быть, я не был для них идеальным дядюшкой, таскающим их на закорках, зато я знаю, что будет лучшим для них.
С этими словами он развернулся и пошел к дверям...
– Мы не можем его отпустить, – произнес мистер Баррет взволнованным голосом. – Как бы там ни было, он убил констебля Саймона... Он – преступник и заслуживает наказания!
Анна Чендлер покачала головой.
– Пусть идет, – сказала она. – Мы не станем его удерживать...
Тот замер, взявшись за ручку двери, и произнес:
– Меня зовут Эмос Грир и я клянусь, что тайна моего брата умрет вместе со мной. Прощайте, моя дорогая леди! – после чего вышел за дверь и прикрыл ее почти с благоговением.
Тишина терпким благовонием разлилась по замершей в неподвижности комнате, только тиканье напольных часов дробило ее на мелкие атомы мгновений... Джек подумал, что его комнатка в доме миссис Уиггинс, верно, заждалась его – пора бы и честь знать. И в тот же момент мисс Блэкни стиснула его пальцы... Он заметил, какой маленькой и потерянной она выглядит – сердце его дрогнуло уже в который раз с начала их возобновленного знакомства. Он опасался, что все это не к добру... Он боялся, что это трепыхание в его сердце может называться любовью. А уж влюбляться он совсем не планировал, особенно в девицу дворянского происхождения.