– Принц Пакор! – раздался рядом чей-то голос.
Вздрогнув, я обернулся и увидел перед собой Виштаспа. Высокий, худой, с холодным взглядом темных глаз, командир телохранителей моего отца не выразил никаких чувств, осматривая мое вооружение. Он еще не надел свой доспех, на нем была лишь белая шелковая туника и свободные штаны.
– Господин мой Виштасп, – ответил я на его приветствие.
– Итак, твой первый бой. Будем надеяться, что время и усилия, потраченные на твою боевую подготовку, не пропали даром.
В его голосе я явственно расслышал пренебрежительную нотку. Должен признаться, я не испытывал особой любви или привязанности к этому Виштаспу, считая его равнодушным, холодным и надменным человеком. Эта холодность хорошо служила ему в бою, и двадцать лет назад он спас отцу жизнь в битве с армянами. Тогда Виштасп был князем в собственной стране, в городе Сильван на границе с Арменией, но армяне разрушили город и убили всех членов его семьи, когда отец Виштаспа, старый князь, вступил в союз с Парфией. Мой отец находился в составе войска, посланного на помощь воинам Сильвана, но кончилось тем, что войско было разбито вместе со своими сильванскими союзниками. А Виштасп, оставшись один, лишившись дома и семьи, перебрался в Хатру. Его преданность оказалась вознаграждена назначением на должность командующего отцовской гвардией – пятью сотнями лучших воинов во всем нашем войске. Отец обожал этого человека, которому исполнилось пятьдесят – он был на пять лет старше его, – и не желал слышать о нем ничего худого. В ответ Виштасп платил ему безграничной преданностью. Но это больше походило на преданность и поклонение злобной собаки своему хозяину. Если Бозана боялись враги, но любили и обожали друзья, то Виштаспа боялись или в лучшем случае недолюбливали все. Сомневаюсь, что у него вообще были друзья, что, как мне кажется, вполне его устраивало. Это делало его в моих глазах еще более холодным и равнодушным.
Он прошел мимо и схватил со стола мой меч в ножнах. Вытащил клинок, взмахнул им, разрезая воздух. Это было великолепное обоюдоострое оружие с искусно сделанной крестовиной и гардой и серебряной головкой рукоятки, выполненной в виде конской головы.
– Я надеюсь, что сегодня принесу славу своему отцу, – сказал я.
Виштасп еще раз взмахнул клинком.
– М-м-м-м, – промычал он и, вложив меч обратно в ножны, протянул его мне. – Отличный меч. Надеюсь, он отведает нынче римской крови.
После чего, коротко кивнув, он удалился прочь.
Час спустя я в полном вооружении сидел верхом на Суре и находился рядом с отцом вместе с остальными тяжеловооруженными конниками числом в тысячу. Мы прятались за одним из высоких холмов, что возвышались вокруг поля битвы, но шум боя, крики раненых воинов и коней, их предсмертные вопли доносились и сюда. Отец, положив снятый шлем на седло, повернулся ко мне.
– Пакор, ты возглавишь атаку, – заявил он.
Бозан, стоявший справа от меня, в удивлении обернулся к нему:
– Нужно ли это, государь?
– Время пришло. Настал час, когда мальчик должен стать мужчиной. Когда-нибудь ему предстоит править вместо меня. А люди не пойдут за царем, который не водил их в битву.
У меня все сжалось внутри. Я-то думал, что помчусь в бой рядом с отцом, а теперь оказалось, что я сам должен повести в атаку конницу, один, и все будут смотреть на меня, желая видеть, как я прохожу это испытание на звание настоящего мужчины.
Я с трудом сглотнул.
– Это высокая честь, отец.
– Я прошу позволить мне идти в бой рядом с твоим сыном, государь, – сказал Бозан.
Отец улыбнулся:
– Конечно, Бозан. Я никому другому не доверил бы безопасность своего сына.
С этими словами отец нахлобучил шлем на голову и направил коня в сторону. За ним последовали Виштасп и телохранители; они останутся в резерве. Развернулось огромное алое знамя, украшенное гербом моего отца – белой конской головой; оно затрепетало под ветром, когда отряд гвардейцев царя поднялся к вершине холма, откуда они будут наблюдать за нашей атакой. Бозан протянул руку и придержал меня за плечо:
– Помни все, чему тебя учили. Сосредоточься на непосредственной задаче и помни, что ты в поле не один.
Он застегнул ремешок шлема, крепивший нащечники, и его лицо почти исчезло за мощными стальными пластинами. Потом повернулся и дал сигнал своим командирам. Затрубили рога, и весь отряд, как один человек, тронулся вперед. У каждого воина на шлеме колыхался белый плюмаж, и все они были на белых конях, хотя виднелись только ноги животных, поскольку каждый конь, как моя Сура, был защищен пластинчатым доспехом.