– Похоже, на вас наехали конкуренты, – пробормотал седой симпатичный следователь, когда Таня рассказала ему о пропажах.
– У нас здесь нет конкурентов, – запальчиво ответила она и тут же пожалела, что сказала – зачем выдавать лишнюю информацию, тем паче в таком хвастливом тоне.
– Конкуренты, девушка, – усмехнулся следователь, – у всех на свете имеются. Даже у господа бога.
– А у него-то кто? – быстро спросила Таня, пытаясь подловить седовласого на слове.
– Дьявол, – немедленно хмыкнул в ответ следователь.
– Хорошо сказано, – не могла не оценить Татьяна. – Я вот только не понимаю, – вернулась она к делу, – в офисе есть сигнализация. Почему она не сработала?
– А преступники ее предварительно отключили. Заодно и всему подъезду телефоны обрезали.
– Умные ребята. А как они внутрь попали? Замки-то целы.
– Отмычкой открыли. Чистая работа.
– Значит, это не простые хулиганы были, а специалисты?
– Похоже, что так, – кивнул следователь.
– Значит, цель была – грабеж?
– Кража, – автоматически поправил седовласый.
– Зачем же они тогда все разгромили?
– Кто знает, – пожал плечами следователь. – Вы вот что, девушка… Хватит расспросов. Лучше займитесь делом. Раз уж вы здесь главная, давайте-ка напишите заявление. Перечислите, что конкретно пропало, а также примерную стоимость похищенного. И по возможности серийные номера изделий укажите.
– Можно подумать, вы что-нибудь найдете, – хмыкнула Татьяна.
– Все в жизни бывает, – меланхолично откликнулся следователь.
Подошел Эрнест Максимович, заговорщицки прошептал Тане: «Сейчас самое время нанести визит моему милицейскому полковнику». Таня отпустила его и даже дала представительский «Мерседес» с Вас-Палычем. А секретаршу Изольду отправила в магазин: надо же накормить хоть чем-то следователя и милицейских.
Сама же устроилась в предбаннике. Так как все кресла оказались изрезаны, она уселась писать заявление прямо на стол. На коленки себе подложила для твердости журнал «Космополитен».
Здесь же, в предбаннике, следователь начал заполнять бланк осмотра места преступления. Он писал стоя, используя в качестве рабочего стола широкий подоконник. Ему взялся диктовать молодой противный оперативник с холодными глазами: «…Осмотром также обнаружено, что оконные рамы не повреждены, стекла целы, внутренние шпингалеты застегнуты…» А Таня под это мерное бубнение писала: «…Были похищены: системный блок фирмы «Делл», выпуск 2003 года, ориентировочная стоимость 20 000 рублей, серийный номер неизвестен; системный блок фирмы «Компак»…» Только тот, кто вплотную сталкивается с преступлениями, знает, какое количество писанины сопровождает каждое из них.
Тут дверь офиса распахнулась, и на пороге возникла почтальонша.
– Ой, что это у вас! – ненатурально изумилась она, жадно обшаривая разгром своими востренькими глазками. Наверняка вездесущие соседи уже доложили ей о происшествии.
– Ограбление, – буркнула Таня.
– Какой ужас, – лицемерно вздохнула почтальонша; в ее глазах тем не менее читалась радость от того, что «буржуйскую контору» слегка раскулачили. – Зайти-то можно? Почту примете?
– Заходите, конечно.
Почтальонша осторожно прошлепала по усыпанному бумагами полу и протянула Тане кипу газет. Для Эрнеста Максимовича выписывались все семь городских изданий, а также куча центральной периодики.
– И два письма заказных, распишитесь.
Таня чиркнула своим «Монбланом» в квитанциях.
– А вот еще и простые письма.
– Давайте сюда.
– Кто ж это натворил-то, а? – проговорила почтальонша, настраиваясь на долгую сочувственную беседу.
– Идите отсюда, гражданка! – вдруг рявкнул опер. – Не мешайте работать!
Письмоноша вздрогнула от его грубого голоса, обиженно поджала губы и засеменила к выходу.
Таня стала рассеянно перебирать стопку писем. Счета, прямая рассылка, рекламные листовки. Рядом с ней, услышала она, остановился опер и стал заглядывать ей через плечо. А вот странное письмо. Стандартный конверт, обратного адреса нет, адрес офиса написан быстрым, торопливым пером. К нему приписка: «Садовниковой Т.В. – лично». Внутри что-то тяжелое, какая-то блямба. Сердце Тани забилось. Почерк показался смутно знакомым. Опер по-прежнему заглядывал ей через плечо. Она быстро сунула письмо под низ пачки и сосредоточилась на следующем. Адрес на нем также был написан от руки, но совсем другим, старательным старческим почерком.
– О, только не это, – театрально вздохнула Татьяна, отвлекая внимание опера от предыдущего, спрятанного письма.
Опер никак не прореагировал, и Таня пояснила, тряхнув конвертом:
– Сумасшедший один нам все пишет. Вот уже третий раз. Говорит, что придумал новую гениальную рекламу: надо снять пепси-колу и кока-колу в одном ролике. Просит себе за идею пять тысяч рублей. А иначе, говорит, вы погибнете в конкурентной борьбе. Или ваш офис взорвут. Вы не можете привлечь этого чудака к уголовной ответственности?
Таня протянула оперу письмо старика. Тот буркнул:
– Это не наше дело, – и отошел.
Когда он отвернулся, Татьяна быстро-быстро сунула то самое, первое письмо в свою сумочку. Она была почти уверена, что знает, от кого оно.
Спустя пятнадцать минут Таня, сгорая от нетерпения, закончила-таки опись похищенного имущества и протянула листок следователю. Тот, оторвавшись от своего протокола, взялся его просматривать, а Таня, бросив: «Я на одну минуту», – выскользнула из предбанника.
Она заперлась в туалете и достала из сумочки то самое письмо. Сердце бухало вовсю где-то у горла. Таня нетерпеливо распечатала конверт. Из-за волнения он разорвался вкривь и вкось.
Оттуда выпала зеленая пластиковая блямба, похожая на номерок из театрального гардероба. На ней было вытиснено «113». Кроме того, к письму прилагалась квитанция – ее Таня, как и номерок, убрала обратно в сумку, – а также синий телеграфный бланк, исписанный с оборотной стороны торопливым почерком. Татьяна развернула бланк. Предчувствия ее не обманули. Это было письмо от Лени.
«Привет, дорогая Таня, – прочитала она наспех нацарапанные строчки. – Я виноват перед тобой и перед нашим общим делом. Ты вправе спросить, как, наверное, не раз уже спрашивала саму себя: где я и что со мной. Прости, Таня, но мне надо бежать. Я попал в большую беду. В очень большую. Некогда сейчас все объяснять, но документы, которые я прилагаю, могут, наверное, все рассказать. Пойди с ними в камеру хранения ж.-д. вокзала. Никому ничего не показывай и не рассказывай. Только так можем спастись и я, и ты. Извини, что я впутываю тебя в эту историю, но просто больше мне не к кому обратиться.
Жаль, что так все глупо получилось в нашем баре, да и потом тоже. Перед тем как я запечатаю конверт, я хочу сказать главное: я люблю тебя. Я тебя очень люблю. Надеюсь, что когда-нибудь мы встретимся».
Таня глубоко вздохнула. Да-а… Вот это засада!
Она как предчувствовала: с Леней действительно что-то случилось. Что-то очень неладное. Куда-то он и вправду вляпался. Письмо не похоже ни на розыгрыш, ни на бред сумасшедшего, ни на пьяную выходку.
Оно действительно было написано почерком дико спешащего, отчаянно напуганного человека. И все-таки в нем имелась некая странность, нелогичность, а какая именно, Таня понять пока не могла. Может, излишняя многословность, которую трудно совместить со случайным телеграфным бланком, быстрым почерком, вообще всем образом человека, которому приходится убегать?
Ладно, отложим. Таня опустила Ленино письмо в сумочку и достала оттуда неловко разорванный ею конверт. На штемпеле, которым была погашена марка, значилось: вверху, по диаметру: ПОЧТА РОССИИ, внизу: КОСТРОВ, а номер почтового отделения или цеха отпечатался нечетко. Зато по центру штампа оказались явственно видны цифры: 21. 06.05, а еще 01. Насколько Таня разбиралась в почтовых фенечках, цифры эти означали, что марка была погашена в один час (последние две цифры) в ночь с двадцатого на двадцать первое, с воскресенья на понедельник. Значит, по крайней мере за три-четыре часа до этого, вечером в воскресенье, Леня еще был жив и находился в Кострове.