Таким образом, быстрое экономическое развитие Японии, формирование в ней монополистического капитала, укрепление материальных и идейных основ милитаризма предопределило и многие особенности будущего развития страны.
Однако в общественной жизни, в сфере социальных отношений происходили и процессы совершенно другого характера, которые, пожалуй, в определенных условиях не в меньшей степени могли сказаться на судьбах страны. Более отчетливо обозначились социальные контуры японской деревни, возросла роль рабочего класса в различных сферах жизни страны. Закладывались основы
развития нового, более радикального народного демократического движения.
Аграрная реформа ликвидировала господство крупных феодалов, место которых в качестве налогополучателя заняло само государство. Это способствовало процессу определенной общенациональной унификации положения крестьян по формам зависимости—теперь в основном от государства и от помещиков. В связи с этим существенно менялись цели и характер крестьянского движения. Если в первый период Дзию минкэн ундо в Движении участвовала вся японская деревня, не довольная государственной политикой поощрения за ее счет торговых и финансовых домов [32, с. 115], то в 80-х годах оно стало по преимуществу движением более обездоленных групп крестьян — полу арендаторов* арендаторов и батраков, т. е. из сословного оно вее более превращалось в классовое. Причем социальная разграничительная линия прошла внутри самой деревни: нищавшее крестьянство повело борьбу против усилившихся землевладельцев-помещиков.
Перемены в характере Движения определялись главным образом тем, что многие деревенские труженики лишались своих прав на землю и вынужденно вступали в весьма унизительные отношения зависимости от землевладельцев-помещиков. К концу XIX в. уже подавляющая часть земледельцев оказалась связанной с арендой земли. Так, в 1887 г. только треть жителей деревни не прибегала к ней и оставалась собственниками земли (в эту категорию включались и помещики). А около двух третей (66,6%) всех земледельцев арендовали землю, хотя и* в разной степени (около 40% крестьян были полуарендаторами). Впоследствии доля последних неуклонно увеличивалась. О темпах обезземеливания земледельцев говорит хотя бы тот факт, что только за 1883— 1890 гг. около 300 тыс. (крестьян лишилось своих наделов [7, т. II, с. 50].
Процесс социального расслоения деревни нарастал. Обнищание и разорение средних и бедных групп крестьян происходило на фоне дальнейшего обогащения состоятельных землевладельцев, причем арендаторы в своих взаимоотношениях с помещиками были поставлены в положение жалких просителей, лишенных даже минимальных прав. Они полностью зависели от произвола помещиков. Об этом, в частности, свидетельствует такой, почти обязательный, пункт договора об аренде: «Не протестовать, если землевладелец отберет арендуемую землю и будет сам ее обрабатывать или же передаст ее другому арендатору» [7, т. II, с. 56—57].
Наконец, социальные перемены в деревне в то время выразились еще и в росте числа полностью не устроенных людей, тех, кто вообще не имел своей земли и не мог добиться ее аренды. В первую очередь это стало судьбой вторых и третьих сыновей и незамужних дочерей крестьян, которые практически оказались лишними в деревне. В лучшем случае они батрачили в чужих хозяйствах, а чаще всего — отрывались от семьи и деревни и отправлялись в поисках средств существования в город.
Таким образом, в деревне складывалась во многом новая социальная ситуация. Она вела к изменению и характера ее борьбы. Основным объектом конфликтов чаще всего оказывались условия аренды и права на владение землей, т. е. крестьянское движение становилось преимущественно антипомещичьим.
Условия жизни и социальная специфика бедных слоев городского населения также претерпевали изменения. В начале эпохи Мэйдзи правящие круги еще не усматривали ничего угрожающего для себя в процессе социальных перемен в городе. Они полагали, что Япония в своем экономическом развитии избежит характерных якобы только для стран Запада проблем, связанных с ростом и организацией рабочего класса, и пойдет каким-то особым, японским путем. Пока рабочий класс страны был слаб и неорганизован, это казалось возможным.
Однако рабочий класс Японии рос довольно быстро и уже в конце 80-х— в 90-х годах проявил себя как самостоятельная социальная и политическая сила, воочию показав правителям, что развитие капитализма в Японии и в этом отношении происходит в полном соответствии с его общими закономерностями.
Если * в середине 80-х годов в Японии насчитывалось около 113 тыс. рабочих, то в середине 90-х годов их было уже более 380 тыс., а к началу XX в —около 500 тыс. [19, с. 123; 32, с. 114; 78, с. 88]. Эти цифры говорят об изменении всей социальной ситуации в Японии.