Но вместе с тем, даже в этих, внешне вполне терпимых к париям заявлениях правящие круги, по существу, подходили к явлению сегрегации со старыми идейными мерками и установками. Ведь практически они и здесь исходили из признания справедливости всех существующих предрассудков, согласно которым виновниками возникновения и сохранения дискриминации являлись сами парии. Такой подход к проблеме, хотя и прикрытый завесой демагогических рассуждений, был в основном бесплоден. Но это,
очевидно, не волновало авторов подобных рассуждений. Ведь они относились к мерам по самовоспитанию и самосовершенствованию лишь как к средству, которое может предотвратить процесс радикализации париев и приобщения их к социалистической идеологии. И они в определенной степени добились своего. На протяжении ряда десятилетий именно эти идеи самовоспитания преобладали в движении париев.
Нельзя сказать, что они были полностью бесплодными в материальном плане. На их основе во многих бураку развернулось кооперативное строительство бань, парикмахерских, школ, были предприняты меры по озеленению поселков, созданы общества взаимопомощи, благотворительные организации. Это, конечно, несколько смягчало остроту материальных проблем сегрегации, но, естественно, не уничтожало ее.
Следовательно, в конце XIX в. практически в стране еще не было таких политических сил, которые были бы по-настоящему заинтересованы и способны наметить реальные меры по уничтожению сегрегации. Что же касается властей и господствующих кругов, то они явно не стремились к этому.
Парии и «обычное» общество
Пожалуй, никогда в истории Японии отъединенность париев от остального народа не проявилась в таком объеме и с такой силой, как это было в первые годы после «переворота Мэйдзи», особенно после принятия в августе 1871 г. декрета № 61. На первый взгляд может показаться даже несколько неожиданным то, с каким недоверием и озлоблением встретили в разных слоях общества, особенно в среде 'крестьянства, этот декрет. Сразу после его принятия было совершено множество нападений на буракумин и их поселения, причем некоторые из них вылились в кровавые погромы, в которых участвовали тысячи и даже десятки тысяч человек.
Как же случилось, что одни угнетаемые и обездоленные люди нападали на других, еще более обездоленных и гонимых? Что это — следствие только их отсталости, бескультурья и реакционности? Мы уже отмечали, что все эти качества действительно были тогда в какой-то мере характерны для японского крестьянства, его образа мышления и действий. Но в целом такой вывод был бы, пожалуй, слишком поверхностным. Бесспорно, имелись другие, более веские причины.
Конечно, для многих людей, особенно для тех, кто был заражен старыми социальными предрассудками, декрет № 61 явился весьма болезненным психологическим ударом. Они считали, что с его осуществлением будут разрушены надежные устои общества, которые воспринимались как единственно возможные и вечные, и наступит хаос. Вместе с тем многие, особенно крестьяне, не добившиеся после переворота Мэйдзи подлинного улучшения уело?
пий своей жизни, с крайней подозрительностью относились к любым переменам в обществе, считая, что они могут лишь ухудшить их положение. Так, довольно широко распространилось мнение, что власти декретом № 61 решили снизить социальный статус всех земледельцев до уровня париев и превратить последних в полноправных конкурентов хэймин во владении и аренде земли и в получении работы в промышленности. Именно эти обстоятельства и привели в движение тысячи людей и заставили их выступить против освобождения париев.
Эти выступления начались почти сразу же после издания декрета. Так, уже 13 октября 1871 г. около 5—6 тыс. земледельцев префектуры Сацума, вооруженных пиками и ружьями, совершили нападения на административные здания и дома чиновников и старост, протестуя против закона об освобождении. В результате этого нападения несколько человек было убито и ранено [71, ■с. 203].
В декабре 1872 г. подобные же выступления произошли в ряде префектур Коти и Тоса [71, с. 203].
В отчетах местных властей была сделана попытка так объяснить причины подобных выступлений: «Эта, став син хэймин, позволяют себе теперь свободно общаться с крестьянами. Какая же после этого может быть у людей добросовестность в выполнении своих обязанностей? Какая польза в том, что крестьян, по существу, превратили в эта?» [63, с. 63]. Таким образом, эти отчеты не содержат добросовестного анализа причин крестьянских выступлений, а лишь свидетельствуют о подлинных умонастроениях и чувствах местной администрации, во всяком случае, об их отношении к париям и к закону об освобождении.