Некоторые факты позволяют сделать вывод о том, что японские власти и отдельные официальные лица не просто с безразличием или со злорадством относились к погромам в бураку, но иногда и сами их провоцировали с целью ослабить антиправительственную направленность крестьянских выступлений. Так, например, во время одного восстания в префектуре Ояма местные чиновники, стремясь предотвратить нападения земледельцев на государственные учреждения и дома местных богачей, призывали крестьян «прежде всего сурово проучить совершенно обнаглевших эта» [77, № 2, с. 156].
Восстание в Окаяма явилось наивысшей точкой борьбы крестьян с приказом об освобождении, но далеко не последним подобным выступлением.
Так, в июне 1873 г. в ряде районов префектуры Фукуока восставшие крестьяне совершали нападения на кулаков, ростовщиков, кабатчиков и лавочников. Но вместе с тем было разрушено несколько сот домов в бураку [77, № 2, с. 155].
Во время восстания в районе Кагава в 1873 г. кроме зданий административного ведомства, школы, полицейского участка, управления старосты и домов богачей крестьяне разрушили также и более 40 домов сэммин [73, с. 199].
В целом в бурное десятилетне 1868—1877 гг. произошло более 200 различных крестьянских выступлений, причем доля восстаний, в которых проявилась враждебность к сэммин, была довольно значительна. Она выражалась в разных формах. Так, несмотря на декрет №61, крестьяне часто принимали решение продолжать сегрегацию париев, ограничивать любые контакты с ними, не брать их на работу и т. д. (см. Приложение № 33). Иногда она принимала и более серьезные формы. Характерно, что основная часть подобных конфликтов имела место в центральных и южных районах страны, там, где в наибольшей степени ощущалась нехватка земли н конкуренция в ее аренде.
Сложно н противоречиво складывались отношения париев и с нарождавшимся рабочим классом Японии. На новых капиталистических предприятиях страны в 70—80-х годах впервые стали появляться н рабочие из числа жителей бураку. Их, естественно, использовали только на самой трудной, грязной и низкооплачиваемой работе, не требующей особой квалификации. Но даже за одинаковый с «обычными» рабочими труд им платили гораздо меньше. Поскольку предпринимателям это было выгодно, они довольно охотно принимали на работу «грязных буракумин». Однако «обычные» рабочие в этом случае, как правило, заявляли протест против неприятной для них необходимости трудиться вместе с париями. Так, одной из причин первых забастовок было недовольство рабочих наймом на заводы и фабрики жителей бураку [63, с. 21]. Бесспорно, это объясняется и тем, что многие «обычные» рабочие —недавние крестьяне — были заражены всеми предрассудками своей среды. Однако такие выступления говорят не только о весьма низком уровне классового сознания рабочих, но и об эффективности политики раскола рабочего класса, проводимой предпринимателями. Ибо, по существу, забастовщики выступали скорее не столько против сэммин, как таковых, сколько, против использования этой дискриминируемой категории рабочих для сохранения или даже ухудшения и без того невыносимых условий жизни и труда всех рабочих.
Таким образом, хотя в период Мэйдзи, когда трудящиеся еще не достигли такого уровня социального и политического развития, который позволил бы им достаточно осознанно и целенаправленно воздействовать на характер отношения к сэммин, решающую роль в процессе усиления отъединенности последних от общества по-прежнему играли воля и интересы правящих кругов. И вместе с тем с течением времени в обществе возникли и новые черты в сословном и классовом стереотипе отношения к париям.
Практически подлинное положение париев в окружавшей их социальной среде в период Мэйдзи не было таким уж безнадежно беспросветным, как это можно представить себе только на основании изложенных выше фактов. Последние, конечно, характеризуют общее положение и тенденции. Но были и исключения-
Среди представителей всех сословий и классов всегда находились люди, которые по-разному относились к париям и к проблеме сегрегации в целом. Причем диапазон оттенков отношения к ним был чрезвычайно широк. Очевидно, большинство японцев в полном соответствии с господствующей системой взглядов воспринимали париев с привычным и бездумным высокомерием и презрением, и не только буржуа и помещики, но также крестьяне и рабочие. Вместе с тем в каждой социальной группе имелись люди, которые относились к париям хотя и отчужденно, но без особого презрения. Имелись также нерассуждающие безразличные и даже пассивно сочувствующие им люди.