Власти еще могли позволить себе даже такую роскошь, как заявления о наказании тех феодалов, во владениях которых будут
иметь место широкие выступления недовольных земледельцев. Практически это мало помогало крестьянам. Часто даже наоборот, ибо даймё любыми средствами, в том числе и методами шпионажа, подкупа, убийств, стремились в корне пресечь подготовку антифеодальных выступлений. Но вместе с тем это, несомненно, несколько ограничивало открытый произвол феодалов [14, с. 62].
Имелся и еще ряд обстоятельств, которые в целом объективно способствовали некоторому упрочению положения второго сословия в этот период. Прежде всего, для него явилось огромным благом окончание бесконечных и изнурительных междоусобных войн, которые в основном велись за его счет и от которых оно страдало больше всех. Кроме того, весьма существенным было и то, что в условиях Японии феодалы, не имевшие своей барщинной запашки, не были заинтересованы в захвате личной и общинной земли крестьян.
Все эти обстоятельства на определенное время стали довольно эффективным стимулятором прогресса сельского хозяйства, японской деревни, страны в целом. Так, в течение XVII в. площадь обрабатываемых земель увеличилась в два раза — с 1,5 млн. до 3 млн. те1 [14, с. 121—122], были внедрены многие новые культуры (картофель, сахарный тростник, табак и др.), освоены новые технические средства и технологические процессы. Значительно возросла продуктивность сельского хозяйства и намного вырос объем производства. Численность населения страны выросла с 16—17 млн. до 25—26 млн. человек (без учета самураев, париев, айну и некоторых других групп), причем к концу века уже более 16% всех японцев (т. е. около 4,5 млн.) проживало в городах [14, с. 13].
Сёгунат всегда прилагал много усилий к тому, чтобы сохранить сословие крестьян социально единообразным. Это достигалось главным образом путем жесткой фиксации их обязанностей и некоторых прав. Власти регламентировали все стороны их жизни— труд, отдых, характер взаимоотношений с другими сословиями. В своих официальных предписаниях они старались очертить даже этические и нравственные критерии образцового, с их точки зрения, крестьянина, указать допустимые привычки, приличествующий ему стиль одежды, прически и т. д. Так, например, изданный в 1649 г. указ (см. Приложение 1) содержал инструкции не только по технологии ведения хозяйства, но и суждения о примерном образе жизни крестьянина (главное для него не сидеть без дела), о пользе бережливости (ему не следует пить чай, курить табак и т. д.) и даже представления о примерной крестьянской жене (основное для нее, оказывается, не красота, а трудо* любие и бережливость). Ряд подобных указов приведен в сборнике документов по пятидворкам (см. [10]).
Указы властей имели своей целью привить крестьянам такие качества, как благоговение перед господами и законопослушание, беспрекословное подчинение бакуфу (бакуфу — правительство сё-
гуна) и даймё, восприятие выполнения своих повинностей как дело совести и чести, «сыновнее» послушание старостам и другим официальным чинам, трудолюбие, бережливость, а также презрение к низшим сословиям и к нарушителям существующих порядков. Практически эти указы являлись не только законодательными актами, но и средством идейного воспитания, инструментом формирования такого типа крестьянина, который был угоден феодальной знати.
Однако на деле крестьянство не могло оставаться в жестких рамках столь желанного феодалам социального и нравственного единообразия. Уже в XVII в. в нем все более определенно намечался процесс классового расслоения.
Значительную часть сословия составили так называемые хом-бякусё (основные крестьяне) — прикрепленные к своим земельным участкам налогооблагаемые землепашцы. Но и они уже не были едиными в социальном отношении. Среди них имелись владельцы весьма различных по своим размерам участков земли — от нескольких тан до трех и более тё. Беднейшие хомбякусё прибегали к аренде земли, так как своей им не хватало. А богатые нередко сдавали излишки своей земли в аренду и нанимали батраков [15, с. 6-8].
Кроме хомбякусё в сословие крестьян входили и жители деревни, лишенные собственных участков и не прикрепленные к земле —так называемые мидзуноми хякусё (буквально —«крестьяне, пьющие воду»). Таким образом, формально они были свободнее хомбякусё. Но эта свобода им ничего не давала: возможности выбора у них были крайне ограниченными. Они могли лишь или арендовать жалкие клочки земли, или наниматься батраками, или же идти в слуги.