Следовательно, второе сословие явно расслаивалось. Шел скрытый процесс заклада и продажи земли бедняками, который ускорял это социальное расслоение. Богатые крестьяне все шире занимались ростовщичеством, продуктовым и денежным кредитом и спекулятивной торговлей. Они усилились настолько, что становились серьезным конкурентом феодальной знати в изъятии у крестьян какой-то доли продуктов их труда — в виде арендной платы и процентов по кредиту. В результате крестьяне лишались некоторых выгод от снижения податей в начале эпохи Эдо и часто оказывались даже в худшем положении, чем прежде. По существу,, внутри сословия складывались свои отношения господства и подчинения, зависимости, возникали новые социальные противоречия и интересы, классовый антагонизм.
Феодальные власти, естественно, были недовольны таким поворотом событий, тем, что реальность отходила от предписанной ей схемы. Не будучи в состоянии понять подлинных причин происходивших перемен, они обычно приписывали их злокозненности купцов, ростовщиков, зарубежному влиянию и даже подлости париев. Поэтому сёгунат полагал, что сможет сохранить неизменной сущность сословия крестьян лишь при помощи более строгих ре-
гламентацнн и угроз, а также мерами некоторого поощрения сельского хозяйства и «примерных» хозяев.
Но на практике эти усилия не только часто оказывались малоэффективными, но и приводили к обратному результату. Запреты купли, продажи и залога земли, ростовщических операций, которые осуществлялись якобы лишь зловредными, хитрыми и жадными людьми, были бессильны предотвратить новые экономические процессы. Меры же поддержки «примерных» крестьян в освоении целины, во внедрении новых культур, в развитии лесонасаждений и ирригации [90, с, 26—27] обеспечивали усиление лишь наиболее состоятельных землевладельцев, т. е., по существу, стимулировали дальнейшее расслоение второго сословия вопреки намерениям правящих кругов.
Все это предопределило несостоятельность властей и в сфере морализующих регламентаций. Богатевшая часть второго сословия не хотела и не собиралась довольствоваться официальными догмами самоограничения, скромности и рабского послушания.
А разорявшиеся земледельцы (арендаторы, батраки, слуги и наемные работники) практически оказывались вне рамок своего сословия не только по своему статусу, но и по своим взглядам и интересам. Этот процесс расслоения стал одним из главных источников ослабления сословной системы, кризиса режима в целом.
Несколько иным было содержание социальной проблемы, связанной с взаимоотношениями феодальной знати с ремесленниками и купцами. В глазах господствующих кругов так называемые тё-нин (горожане — общее название сословий купцов и ремесленников) занимали в социальной иерархии страны более низкое место, чем крестьяне. И вместе с тем только для сословий тёнин уже в XVII в. явно наметилась устойчивая тенденция к росту, к укреплению позиций во всех сферах жизни общества. Только они неуклонно усиливались экономически, социально и даже политически. А это, естественно, совершенно не укладывалось в существующую социальную схему и полностью противоречило всем официальным установкам и предписаниям. Тем более что в данном случае режим Токугава впервые столкнулся с проблемой новых форм производства и социальных отношений, что не могло не стать предметом особой заботы властей.
Отношения феодальной знати с тёнин были, пожалуй, еще более сложными и противоречивыми, чем с крестьянством. Это выразилось, в частности, в том, что в своих взаимоотношениях с ними власти всегда прибегали к различным, часто взаимоисключающим мерам: от жестокого ограничения масштабов деятельности и полного аннулирования всей задолженности самураев и крестьян до вынужденной заботы о представителях тёнин. Этот широкий диапазон мер выражал и разнообразие чувств, испытываемых знатью к тёнин — от высокомерного презрения до унизительного ощущения растущих бессилия, зависимости, зависти и даже страха.
Политика и отношение режима к тёнин базировались на конфуцианских этических нормах общественной жизни, рассматривавших ремесло и особенно торговлю как малозначимые и в чем-то далее низкие и аморальные виды деятельности. Такой подход к ним служил идейной основой снижения социального статуса ремесленников и торговцев по сравнению с крестьянами, введения для них системы особо строгих ограничений.