Однако выполнение париями столь важных с точки зрения государства общественных функций вовсе не говорило о каком-то особом доверии к ним со стороны властей. Скорее, даже наоборот. Правители Японии исходили в данном случае исключительно из отрицательной оценки жителей бураку. Во-первых, господствующим кругам казалось несложным и естественным привлекать париев к выполнению этих повинностей потому, что последние уже сотни лет были изолированы от остального населения страны и противопоставлены ему. Поэтому они были уверены, что укоренившееся в сэммин чувство вражды к окружающему миру заставит их ревностно исполнять свои полицейские обязанности. А во-вторых, феодальная знать вовсе и не считала париев, выполнявших эти функции, людьми, а, скорее, лишь одним из технических компонентов совершения правосудия, неизбежным дополнением к топору.
В связи с этим иногда возникала на первый взгляд просто парадоксальная ситуация. В среде знати считали, что совершить казнь ее представителя простой, «обычный» человек не может, ибо это нарушит представление о неоспоримом превосходстве и неприкосновенности дворян. Поэтому наказание представителя знати считалось допустимым совершить или самому провинившемуся (ему обычно предписывалось совершить харакири), или париям, которых феодалы не считали людьми. Однако хэймин, очевидно, оценивали париев иначе: они обычно возмущались, если охранниками к ним или экзекуторами назначали жителей бураку, «этих проклятых эта» [35, с. 121].
В некоторых отчетах европейских миссионеров за первую половину XVII в. имеются упоминания о том, что во время развернувшихся тогда жестоких преследований христиан власти часто привлекали к выполнению палаческих функций париев. Вместе с тем они иногда с похвалой отмечали случаи, когда палачи-парии, тайные христиане, отказывались совершать смертную казнь над своими собратьями по вере. Бывало даже, что они обращались и к жителям соседних бураку с призывом также саботировать выполнение этой повинности. Но эти случаи были все же исключениями. Обычно буракумин послушно и точно выполняли свои карательные функции8.
В период Токугава сохранилась еще одна сфера деятельности, в значительной степени «монополизированная» париями. Они были актерами во многих типах простонародных представлений, дававшихся обычно на храмовых и деревенских праздниках, а также занимались гаданием и предсказаниями, что, по существу, было лишь слегка завуалированной формой нищенства сэммин.
Таков был уже сложившийся и традицией четко зафиксированный круг деятельности париев, выход за пределы которого рассматривался как серьезное преступление.
Кроме ограничений в производственной сфере весьма тяжкой для париев была также и строгая регламентация в отношении их местожительства.- В отличие от крестьян они были прикреплены не к земле, а к своим бураку и не имели права самовольно покидать их.
На протяжении значительной части XVII в. большую роль в определении социального места париев (как и других внесослов-ных объединений) в обществе продолжали играть не юридические акты, а традиции, давно сложившиеся нормы и правила. На первый взгляд могло казаться, что власти в своей социальной политике вообще уделяли этой части населения удивительно мало внимания. Это выразилось, в частности, в том, что они четко не определили социальный статус париев: их не только не выделили в особое сословие, но и в отличие от других внесословных групп не приравняли какому-либо иному сословию. Поэтому общие юридические регламентации просто не касались их. Могло создаться впечатление, что их игнорируют, что или проблема сегрегации -стала уже совершенно незначимой, или же само дискриминируемое меньшинство вообще исчезло.
Однако дело обстояло далеко не так. Игнорирование проблемы было лишь кажущимся, оно было своеобразной формой проявлений высокомерного, презрительного отношения к париям. Власти не считали их даже людьми, их объединения не признавались частью «обычного» общества, а поселки — элементом «нормальных» общин. Именно поэтому сэммин были поставлены намного ниже всех остальных сословий. Принцип их игнорирования и унижения, доведенный до полного абсурда, нашел, в частности, воплощение в том, что поселения париев были официально исключены из тех административных единиц, неотъемлемой частью которых они фактически являлись — из «обычных» деревень, городов и феодальных владений в целом. Более того, когда в начале XVII в. правительство Токугава приступило к созданию государственной транспортной системы и для ее обслуживания на определенных участках дорог были организованы новые поселения париев, во всех географических картах, путеводителях и справочниках было запрещено указывать названия, приводить условные обозначения и давать параметры этих поселений. Это крайне искажало топографическую картину многих районов страны и было крайне неудобно не только для путешественников, но и для самих властей. Однако простой здравый смысл в данном случае был принесен в жертву господствующему социальному предрассудку, который считался гораздо более важной общественной ценностью, чем очевидная реальность [71, с. 93].