С тем чтобы надежней уберечь народ от любого постороннего идейного воздействия, в стране тщательно поддерживался дух национализма, призванный заставить людей ценить пусть явно неразумные и несправедливые, но «свои» традиции и нормы жизни. Таким путем воздвигался дополнительный духовный барьер в проведении политики изоляции.
Однако все эти меры не могли предотвратить процесса духовной эволюции общества, развития элементов кризиса режима Токугава. В недрах традиционной конфуцианской идеологии постепенно получили известное распространение и неортодоксальные представления, выражавшие умонастроения критически настроенной части населения, выступавшей против «святых» устоев правления сёгуната. Эти новые представления и идеи, весьма отличавшиеся от предлагавшихся сверху образцов, рассматривались властями как крамольные. Однако в целом суждения о возможных и допустимых переменах в обществе были еще крайне смут-
ны н неопределенны. В лучшем случае они учитывали и выражали интересы и настроения довольно узкого круга знати и деловых кругов. Настроения же и потребности широких народных масс, крестьян, горожан и париев, еще не нашли в них никакого отражения. И все же распространение подобных суждений свидетельствовало об элементах организации тех социальных кругов, которые начали склоняться к идее необходимости определенных политических перемен в стране (подробнее об идейной эволюции в эпоху Токугава см. раздел четвертый главы четвертой).
Таким образом, в XVIII в. в недрах феодальной структуры происходили серьезные перемены. Однако внешне они еще не были слишком заметны. Во всяком случае, они не производили впечатления чего-то устрашающего для нее. Власть сёгуна и феодальной знати оставалась безусловной, и ее никто всерьез не оспаривал. Сложная машина административного управления и строгого полицейского надзора продолжала функционировать достаточно надежно и эффективно. Хотя сила народного недовольства нарастала, режиму Токугава благодаря политике изоляции и системе взаимной ответственности и доносов все еще удавалось избегать каких-то особенно грозных социальных потрясений.
Тем не менее происходившие за этим фасадом относительного благополучия процессы, особенно усиление тёнин и разложение сословий дворян и крестьян, сужали базу режима и расшатывали его устои. По существу, режим Токугава представлял и защищал интересы все более узкого круга высшей аристократии.
Наиболее чувствительный удар режиму наносило неуклонное ослабление крестьянства. Сёгунат все менее был способен решать основную для себя социальную задачу — сохранять экономические и материальные потенции второго сословия. Только за 80-е годы XVIII в. число выбывших из состава налогооблагаемых крестьян (умерших от голода и эпидемий или бежавших в города и отдаленные районы страны) достигло почти 2,5 млн. [19, с. 75], или почти 10% всего населения страны.
В этих условиях все менее убедительным выглядел главный тезис сёгуната в борьбе с недовольными режимом, что все беды Японии порождаются якобы лишь отдельными недостойными, необъяснимо зловредными людьми или группами. Все более очевидными становились пороки самой системы, которые и были подлинными источниками бед и недовольства в стране. К концу XVIII в. Япония вступила в завершающий период эволюции режима, логичным результатом которой явился переворот Мэйдзи 1868 г.
Проблема париев
Как мы уже отмечали, сословная структура общества, которой сёгунат придавал столь важное значение, была далеко не всеохватывающей. В ее орбиту по разным причинам не вошли многие социальные группы: придворная знать (кугз), духовенство, насчитывавшее более 900 тыс. человек, представители интеллигентного труда, а также парии, точное число которых в период Токугава установить невозможно (об их примерной численности см. в главе четвертой). Однако это не означало, что кто-либо в Японии мог усомниться в определении их подлинного места в системе социальной иерархии общества. Ибо положение всех этих внесословных групп традиционно было вполне точно определено. Придворная знать и духовенство были равны или близки сословию дворян. Интеллигенция находилась на уровне высших (дворян) и средних (тёнин) слоев общества. И только парии всегда ставились намного ниже всех существующих сословий.