Прежде всего, повсеместно стали разыскивать и возвращать в свои деревни беглых крестьян. Для того чтобы увеличить поступления в государственную казну, Мидзуно Тадакуни вновь запретил всяческую роскошь, проведение пышных празднеств, урезал расходы всех сословий.
Он попытался также навести хотя бы относительный порядок в системе сёгунского правления. Так, он приказал сместить наиболее коррумпированных чиновников и наказать посредников-взя-точников. В 1843 г. вся территория в радиусе 40 км вокруг Эдо и 20 км вокруг Осака была включена во владения сёгуна. Бывшие ее владельцы получили за нее компенсацию в виде денег и земель в других районах страны [7, т. I, с. 146]. Но даже эти ограниченные административные меры вызвали недовольство и протесты со стороны знати.
Более решительным и настойчивым проявил себя Мидзуно Тадакуни в отношении к торгово-предпринимательским кругам. Прежде всего, он отменил уже в значительной степени опороченную систему замкнутых цехов кабу накама, не посчитавшись с тем, что эта мера задела также интересы той части феодальной знати, которая извлекала из нее значительные выгоды. Кроме того, он намного снизил и частично даже вообще отменил задолженность знати ростовщикам.
И все же эти реформы почти ничего не дали режиму. Господствующие круги вовсе не собирались чем-либо поступиться ради укрепления экономических и социальных позиций других сословий, которые воспринимались ими не более как объект подчинения и источник удовлетворения своих потребностей. Но при таком подходе к усложнявшимся проблемам страны преодолеть все более нараставший кризис было невозможно. И это полностью выявилось в процессе проведения реформ 40-х годов. Так, упорное сопротивление бюрократического аппарата, опиравшегося на моШ-ную поддержку феодальной знати, часто заставляло власти отказываться от попыток сместить слишком скомпрометировавши* себя чиновников [66, с. 222]. Снижение задолженности ростовши-
кам опять привело к свертыванию деловой активности, что вынудило власти вновь вернуться к системе определенных гарантий возмещения кредитов. А вскоре после издания новых указов, уже в 1851 г., под давлением протестов со стороны предпринимателей н части феодалов сёгунат восстановил и старую систему цехов кабу накама. Крайне неэффективной оказались также и меры по восстановлению налогооблагаемых крестьянских хозяйств.
На протяжении своей долгой истории сегунат Токугава три раза оказывался в особо трудном положении: в начале XVIII в., когда впервые отчетливо выявились новые для него трудности и его органические пороки, в конце XVIII в.—в период жесточайших экономических и социальных потрясений, и, наконец, в 30— 40-х годах XIX в. в связи с нарастанием сложного комплекса проблем в разных сферах жизни общества. Каждый раз сёгунат пытался реагировать на обострение кризиса серией реформ. Но с каждым разом они становились все менее действенными. А последний кризис оказался для режима вообще роковым.
В середине XIX в. слабости и признаки несостоятельности режима стали очевидными многим. Особенно это проявилось, когда он «унизился» до консультаций с даймё по вопросам своей политики, стал всячески заигрывать с политической оппозицией в лице императора и его двора и отказался от некоторых традиционных принципов своего правления. Так, например, когда в 30—40-х годах ряд владетельных князей обратился к правительству с просьбой о пересмотре порядка налогообложения, сёгунат (небывалый случай в его истории), боясь осложнений, удовлетворил ее [101, с. 226].
В прошлом причины краха реформ Токугава объясняли по-разному. В частности, некомпетентностью их инициаторов и исполнителей. Действительно, на протяжении долгого времени, особенно к концу эпохи, в услужении у сёгуната было очень мало подлинно талантливых, честных и бескорыстных политических исполнителей. И такие реформаторы, как Мацудайра Саданобу, Мидзуно Тадакуин и некоторые другие, оказались явно менее значительными политическими деятелями, чем, например, Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси или Токугава Иэясу. Но это не потому, что после смерти последних в Японии не стало равных им по способностям государственных деятелей. Дело тут, скорее, заключается в том, что для выполнения разных целей история чаще всего подбирает более или менее соответствующих этим целям исполнителей. Так, в период утверждения нового, решения каких-то позитивных задач, которые совпадают с потребностями эпохи, в руководство обществом может выдвинуться круг по-настоящему талантливых политических деятелей, как это было, например, в период становления режима или во время преобразований Мэйдзн. Когда же цели правящей элиты сводились в основном к попыткам не допустить развития нового, задержать закономерную эволюцию общества, к руководству, как правило, приходили довольно ограниченные, догматически мыслящие люди.