Выбрать главу

О необычайно широком размахе крестьянского движения в этот период говорят, например, такие данные: в некоторых из 17 крупных выступлений, имевших место в 1868 г., участвовало по 200— 250 тыс. человек.

С осени 1867 г. по всей стране прокатилась волна весьма своеобразных народных выступлений, известных под названием «Э, дзя най ка?»2. Они продолжались до весны 1868 г., т. е. до полной капитуляции сёгуната.

В период позднего феодализма такого рода выступления, имевшие довольно яркую эмоциональную окраску, традиционно происходили в Японии раз в несколько десятилетий. Они распределялись по времени так, что, по существу, на долю каждого поколения выпадала возможность пережить особые чувства, испытываемые участниками такого восстания. Возможно, этому существует даже какое-то психологическое обоснование, связанное с эмоциональным состоянием человека в условиях жестокого угнетения. Дело в том, что во время этих выступлений люди, освободившись от обычного чувства приниженности, иногда доводили себя до состояния экстаза. Мужчины и женщины, молодые и старые, собравшись большими группами, плясали и пели традиционную песню с рефреном «Э, дзя най ка?».

Но на этот раз подобные выступления имели и свои особенности. Во-первых, они начались в связи с распространившимся слухом о том, что в Нагоя произошло чудо — знамение больших перемен в стране. Во-вторых, восставшие не только пели, но и нападали на дома богачей, ростовщиков, склады и делили имущество и продовольствие между собой.

Таким образом, в 1866—1868 гг. наступление на режим приняло широкие масштабы. В это движение оказались вовлеченными не только представители дворянской оппозиции из числа кугэ (императорской дворянской аристократии) и южных феодалов, стремившихся вначале в основном лишь к захвату политической власти. Активное участие в нем приняли также и широкие массы горожан, крестьян и парии, выдвигавшие требования определенных социальных преобразований. Насколько сильным оказалось социальное потрясение этого периода, может показать тот факт, что даже проблема париев впервые стала предметом официального рассмотрения. Борьба вышла далеко за рамки конфликта внутри верхушки общества.

В стране сложилась ситуация, сущность которой выражает •известное определение: «Низы уже не хотели, а верхи не могли жить по-старому» [4, с. 218], т. е. революционная ситуация.

К переменам стремились все слои общества. Однако наиболее действенными оказались экономические, политические и социальные идеи лишь определенной части предпринимательских кругов и ориентирующейся на них части феодальной верхушки. Именно они и определили характер того медленного, мучительного, но неуклонного поворота в общественных отношениях и в политике, который начался во время и после свержения в 1868 г. режима Токугава.

30—60-е годы XIX в.—

поворот в истории париев

В 30-х годах XIX в. проблема дискриминации париев в Японии, пожалуй, впервые в истории страны стала объектом особого внимания общества. Начиная с восстания под руководством Осио Хэйхатиро эта проблема встала в ряд с другими сложными социальными проблемами общества на общенациональной политической арене. Отныне ей вынуждены были уделять внимание представители всех группировок, претендовавших на роль спасителей страны, реформаторов общества.

Это прежде всего объяснялось тем, что кризисные для режима социальные процессы, протекавшие во всех слоях общества, в среде париев проявлялись в самой острой и болезненной форме. Кроме того, политические деятели в своих попытках как-то решать сложные социальные проблемы уже не могли ограничиться лишь какой-то частью общества и вынуждены были включать в сферу своего внимания и париев. И наконец, имеется еще одно, пожалуй, главное обстоятельство: несомненный рост общественной значимости самой проблемы париев.

Последнее, в частности, выразилось в неуклонном росте общей численности сэммин, в увеличении их доли в составе населения страны.

Попытаемся хотя бы приблизительно установить численность париев в период Токугава. Приблизительно потому, что точных данных у нас нет и любые подсчеты могут быть лишь опосредованными и самыми общими.

Выше уже отмечалось, что на протяжении XVIII—XIX вв. при относительной стабильности численности всего населения Японии количественно росли только группы париев. Все имеющиеся у нас сведения (хотя и весьма разрозненные) подтверждают это.

Так, например, в одном из районов владения Сэтцу численность крестьян за 50 лет (с 1775 до 1825 г.) увеличилась всего на 6%, в то время как количество буракумин выросло на 42% [7, т. I, с. 139—141]. В другом районе Сэтцу за 35 лет (с 1835 до 1870 г.) число крестьян сократилось на 4%, а буракумин выросло на 19% [7, т. I, с. 141]. В крупнейшем поселении сэммин — деревне Ватанабэ — менее чем за 50 лет (с 1786 до 1832 г.) число жителей выросло почти на одну треть, с 3805 до 5123 /f71, с. 151 — 153]. В княжестве Сэндай число сэммин за 68 лет (с 1801 до 1869 г.) выросло более чем в 2 раза, с 474 до 1138 [71, с. 151 — 153]. В некоторых деревенских бураку число жителей выросло за 100 лет почти в 4 раза [71, с. 151—153].