Париж 1914 (темпы операций)

Вывод отсюда вполне ясен: шлиффеновский маневр был обречен на неудачу в силу недостаточной подвижности наступающей массы[402].

е) Маневр не может преодолеть силы трения

Надо представить себе со всей ясностью, какую гигантскую силу сопротивления должна была преодолеть крайняя правофланговая армия — армия маневра по преимуществу. Речь идет вовсе не только о силе сопротивления противника, которая на отрезке 1–й армии была, в конце концов, незначительной. Во всех исследованиях не уделяется достаточного внимания тому, что главным образом эта сила сопротивления выражалась в тяжеловесности фронта наступления германских армий, растянувшихся вплоть до Вердена. Надо понять, что сила этой тяжести оказывала чрезвычайное давление на армию, игравшую главную роль в маневре охвата.

Во второй главе мы стремились показать, как эта сила инертности заставила Клюка повернуть на юго-восток. Небесполезно будет теперь еще раз вернуться к создавшейся тогда ситуации. Возьмем день 29 августа, день битвы при Гизе — Сен — Кантене.

В этот день 1–я германская армия, перейдя Сомму и продолжая преследование небольших сил противника, появлявшихся перед ее фронтом, вышла на линию Вильер — Бретоне (2–й корпус), Пруайар, Шольн, Нель (9–й корпус); 4–й рез. корпус в тылу достиг Альбера. Хотя 1–я армия обогнала приблизительно на один переход 2–ю, находившуюся в районе Сен-Кантена и восточнее на Уазе, это опережение было слишком незначительно. Напротив, в отношении трех прочих армий опережения вовсе не было: 1–я армия находилась на одной высоте с ними. 4–я армия форсировала Маас. 3–я склонилась к ней, образовав разрыв в 60 км со 2–й; 5–я армия все еще не могла преодолеть водной преграды Мааса.

События 29 августа дают яркое представление о том, какое, влияние оказывал на 1–ю армию весь остальной фронт наступления. Три левофланговых армии в результате битвы на Маасе сгрудились к востоку[403]. 2–я армия осталась изолированной. Ее положение и действия получили решающее значение для дальнейшего течения маневра. 27 августа Бюлов получил указание германского главного командования преследовать противника в направлении Ля-Фер — Париж. Но можно ли двигаться вперед при условии такого отрыва 3–й армии? В 17 ч. 30 м. Бюлов принимает первое решение: 2–я армия останется 28–го на месте, чтобы подождать подхода соседа слева. Но, узнав о дальнейшем продвижении 1–й армии вперед, в 20 ч. 30 м. Бюлов меняет это решение и принимает второе: два правофланговых корпуса (7–й и 10–й рез.) должны несколько выдвинуться. к юго-западу. В 20 ч. 50 м. Бюлов получает сообщение от 3–й армии, что она движется на юго-восток; следовательно, ждать ее нечего; в 23 часа Бюлов отдает приказ (третье решение) левофланговым корпусом (10–й и гвардия) сосредоточиться, севернее ручья Ирон, готовясь к форсированию Уазы. Утром 28–го поступает донесение авиаразведки о том, что Уазу прикрывают лишь слабые арьергарды противника. Бюлов решает, что бояться ему больше нечего, и отдает в 9 час. утра приказ (четвертое решение): правофланговые корпуса выходят на линию Флюкьер — Грансерокур — Урвиллер, выдвинув авангарды к Гам и Сен-Симон (на Сене); левофланговые форсируют Уазу с выходом на линию Рибемон — Сен -Ришмон[404].

Отдав эти распоряжения, Бюлов сам направляется в Сен-Кантен. Каково же было его удивление, когда, прибыв в Гомбльер, он находит там дорогу прегражденной цепью… французских стрелков. «Я расположил, — пишет Бюлов, — тотчас против этой линии те роты, которые как раз проходили мимо в этот момент, и остановил противника». Но одновременно он слышит гром орудий с юга и востока. Что произошло? Оказывается, 5–я французская армия, столь преждевременно снятая со счетов, атаковала 2–ю германскую армию как раз в промежутке между южной (правофланговой) и северной (левофланговой) группами. Бюлов бросает в этот разрыв 13–ю дивизию, только что прибывшую после осады Мобежа. Между тем бой разгорается. Самое худшее — нет точных сведений о положении на участке 10–го германского корпуса и гвардии. Опасаясь охвата их открытого левого фланга, Бюлов обращается с просьбой о помощи к 3–й армии, но получает отказ. Тогда он обращается в 17 ч. 30 м. к своему соседу справа: «2–я армия вступила в серьезный бой на линии Эсиньи-ле-Гран — Ормньи — Вульпе — Госьон. Кажется, что противник превосходит численностью. Просим, настоятельно 30–го оказать поддержку частям 1–й армии, в направлении на Эсиньн-ле-Гран». Но еще до того Бюлов приказывает непосредственно командиру 9–го корпуса (из 1–й армии) направиться к востоку, 17–я дивизия немедленно движется севернее Сен-Кантена в направлении к Гиз, 18–ю Клюк успевает задержать. Командующий 1–й армией на просьбу Бюлова пока что отвечает отрицательно, отправив следующее радио германскому главкому командованию: «1–я армия, выходя с линии Брей — Нель, атакует части противника, прибывшие из района Амьен — Марейль. Когда ему будет нанесено поражение, только тогда 1–я армия сможет поддержать 2–ю, если это еще необходимо».

402

Этот вывод, отнюдь, не следует из предшествующих глав повествования.

Автор доказал не «обреченность» шлиффеновского развертывания, а лишь то, что такое развертывание само по себе не является рецептом «абсолютной» победы. По мере развития наступления конфигурация армий правого крыла должка непрерывно изменяться, чтобы компенсировать меры, которые неизбежно будут приняты союзниками для торможения немецкого маневра. Иными словами, кроме правильного «вообще» стратегического плана, необходима еще и конкретная работа высшего командования. Показательно в этой связи, что Шлиффен ограничил оперативный расчет выходом на линию Сены, не поддавшись искушению живописать конечное генеральное сражение с перевернутым фронтом.

«Белые простыми (логичными, ясными) ходами доводят свое преимущество до победы, атака белых развивается сама собой…» — такие формулы мы читали не раз. Однако в наше время при значительно возросшей технике защиты трудно рассчитывать, что партия, как лошадка, сама привезет игрока к счастливому финишу.

«При борьбе с опытным, использующим все ресурсы защиты шахматистом к победе приходится порой пробираться по узкой нехоженой тропе единственных ходов» — пишет Д.Бронштейн в книге «Международный турнир гроссмейстеров» (М., 1983).

Шлиффеновский маневр выигрывался автоматически в двух случаях: если командование союзников не справляется с шоком первого удара и в силу этого оказывается неспособным организовать контрманевр, и если немецкие войска заметно превосходят французские по оперативной подвижности. Второй вариант реализовался в кампании 1940 года, первый — был весьма вероятен при любом французском главнокомандующем за исключением Жоффра и Фоша (растерянность при неудачах таких талантливых военачальников как Ланрезак, Кастельно, Рюффе, Лангль де Кари — тому подтверждение). Но и реальная ситуация, когда подвижность немецких войск оказалась недостаточной, а французы удержали своих руках управление операцией, по-видимому, выигрывалась за немцев. Однако, уже не автоматическим выполнением начертаний Шлиффена (тем паче — бездумными отступлениями от них), но твердым, четким, осмысленным руководством войсками в. духе основных идей старого фельдмаршала.

Следует, тем не менее, согласиться с М.Галактионовым, что Шлиффен не изучил всех возможностей увеличения оперативной подвижности армий и тем заметно усложнил задачу своего преемника. При превосходстве правого крыла в подвижности немцы выигрывали совсем легко, а ошибки, допущенные Мольтке, Клюком или Бюловым, не имели значения. (Прим, ред.)

403

Но, как убедительно показывает сам автор, битва на Маасе, отнюдь не была неизбежностью. Вместо того, чтобы форсировать Маас с боем, сдвигая при этом корпуса влево, следовало пересечь реку в оперативной «тени» обходящего крыла, переместив усилия на правый фланг. Заметим, что при этом выправлялась геометрия всей операции. (Прим. ред.)

404

Колебания Бюлова выразительно показаны в статье полковника Берни «Essai sur le renseignement a la guerre» par le col. Bernis, Revue Mil. Franc, Juillet 1933. Вполне основательно автор усматривает в этих колебаниях отсутствие правильной установки в разведывательной работе.