Выбрать главу

Когда граф де Ла Шатр получил от эрцгерцогини Кристины дозволение расквартировать в городе Ате часть дворянской армии, туда стеклась тысяча офицеров всех родов войск.

Наконец, были образованы части под знаменами каждой из провинций и создано дворянское ополчение.

Заметим попутно, что эта знать, со своей эгоистической точки зрения, не вменяла себе в вину, что служит на стороне врагов отечества; богатые изгнанники не стеснялись выставлять свою роскошь напоказ, чем сначала вызвали у рейнских князей и иностранных монархов равнодушие, а затем и вовсе лишились их доверия. Дело в том, что ни роскошь, ни изнеженность не к лицу изгнанникам: место, которое служит им приютом, должно походить скорее на военный лагерь, чем на будуар, где спят, играют или забавляются придворные любимцы.

Граф Эрбель, рожденный на берегу океана, среди суровых скал Сен-Мало, с детства привык к мрачным морским пейзажам, и изнеженная жизнь, которую вели изгнанники в Кобленце, внушала ему глубокое отвращение. Он с нетерпением ждал случая, когда сможет сразиться с неприятелем. Около восьми месяцев он зависел от капризов прусского или австрийского кабинета министров, вел эту странную эмигрантскую жизнь, иногда участвуя в боях вместе с герцогами де Ла Вогийоном, де Крюссолем и де ла Тремуйем, с маркизом де Дюра и графом де Буйе (все они, как и он, состояли в штабе принца Конде), пока не попал в плен 19 июля 1793 года, в тот самый день, когда генерал виконт де Сальг захватил в штыковой атаке Бельсхеймский редут.

Граф Эрбель был тяжело ранен, и его хотел прикончить саблей всадник-республиканец, как вдруг тому вздумалось заставить графа молить о пощаде.

— Мы щадим неприятеля, но никогда не просим о пощаде сами, — отвечал граф.

— Ты достоин называться республиканцем! — воскликнул всадник.

— Да, однако, к сожалению, я не республиканец.

— Ты знаешь, что ждет эмигрантов, взятых с оружием в руках?

— Расстрел на месте.

— Совершенно верно.

Граф Эрбель пожал плечами.

— Зачем тогда заставлять меня молить о пощаде, дурень?

Победитель взглянул на него с некоторым удивлением, хотя солдат Республики удивить было не просто.

В эту минуту подвезли на тележке еще трех пленных дворян; они были связаны. Сопровождавшие их солдаты посовещались с тем, кто арестовал графа Эрбеля. Потом графа тоже посадили на тележку, и пленников повезли к рощице, находившейся неподалеку от города; было понятно, что их сейчас расстреляют.

Приехали в рощу. Пленникам приказали вылезти из повозки. Республиканец, захвативший в плен графа Эрбеля, подошел к нему и спросил:

— Ты бретонец?

— Как и ты, — отвечал граф.

— Если ты это понял, почему не сказал об этом раньше?

— Разве ты не слышал? Мы никогда не просим пощады! Если бы я тебе сказал, что мы из одних мест, это означало бы, что я прошу снисхождения.

Всадник обернулся к товарищам.

— Это мой земляк, — пояснил он.

— Ну и что?

— Я не могу поднять руку на земляка.

— Ну и не поднимай!

— Спасибо, друзья!

Он снова подошел к графу Эрбелю, развязал ему руки.

— Черт побери! Ты мне оказываешь огромную услугу, — признался граф. — Я умирал от желания понюхать табак.

Он вынул из кармана золотую табакерку, раскрыл ее, любезно протянул республиканцу; однако тот отказался. Граф захватил большую щепоть испанского табаку и поднес к носу.

Республиканцы с улыбкой наблюдали за человеком, который перед смертью с таким наслаждением нюхает табак.

— Слушай, земляк, — обратился всадник к графу, — понюхал табачку — и будет: беги!

— Как «беги»?

— Именем Республики я тебя отпускаю за храбрость.

— А мои товарищи тоже свободны? — спросил граф.

— Нет, они заплатят за себя и за тебя, — отвечал всадник.

— В таком случае и я остаюсь, — проговорил бретонский офицер, опуская табакерку в карман.

— Остаешься?

— Да.

— Чтобы быть расстрелянным?

— Разумеется.

— Да ты не в своем уме?!

— Я бретонец и на подлости не гожусь.

— Послушай меня: беги! Через десять минут будет слишком поздно.

— Я эмигрировал вместе с ними, — возразил граф Эрбель, засунув руки в карманы. — Я сражался с ними бок о бок, мы вместе были арестованы. Либо я убегу вместе с ними, либо с ними умру. Понятно?

— Ты храбрый, земляк! — сказал республиканец. — Из уважения к тебе и ради меня мои товарищи отпускают всех вас.

— Ладно, только пусть крикнут: «Да здравствует Республика!» — заметил один из всадников.