Выбрать главу

Через несколько минут, — Декобра живет в двух шагах от площади Альма, — появляется он, бритый, со скептической улыбкой на тонких губах, и вместе с ним, молодая, лет тридцати, блондинка. оказавшаяся Ольгой Александровной Беляевой.

Теперь, спустя годы, все газеты и все люди кричат о счастливцах — булочниках, парикмахерах, угольщиках — выигравших в Национальную Лотерею до пяти миллионов франков.

До чего бледнеют эти колоссальные выигрыши, с ясного неба упавшие, по сравнению со сказочными карьерами кое-кого из нашей отечественной эмиграции.

Возьмем упомянутую Ольгу Беляеву.

Жена армейского офицера, вернее, вдова, — он погиб то-ли на Перекопе, то-ли еще раньше, под Царицыным.

Женщина очутилась на чужбине, в бедности и "без языков", — она потом овладела ими. Внешность: женщина, как женщина, особенно среди букета международных красавиц Парижа, Берлина, Лондона.

Но, увлекается ею германский финансист Гольд-смит, банкир масштаба Варбургов, Стиннесов, Мендельсонов, Блейхредеров…

У Беляевой — особняк в Берлине, особняк в Париже. В своих бриллиантах она производит впечатление закованной в волшебно-сверкающую кирассу.

Несколько лет головокружительного богатства и таких же головокружительных прихотей. Но звезде банкира Гольдсмита не суждено было сиять вечно.

Гитлер, еще из "Коричневого Дома" в Мюнхене, грозил: — "В тот день, когда я приду к власти — я повешу Гольдсмита!"

Но, банкир, оказался весьма предусмотрительным. В тот день, когда фюрер взял в руки власть, Гольд-смит находился за пределами досягаемости, — в Швейцарии. Он унес свою голову, но не унес своих миллионов.

Беляева веселится, посещает модные курорты, в "монденных" журналах появляются ея "купальные" портреты с заголовком: "княгиня де-Беляев".

А через некоторое время — новые аллегорические "пять миллионов".

Ольга Александровна совсем недавно обвенчалась по православному обряду с американцем Мультоном. по сравнению с которым Гольдсмит, даже в пору своему расцвета, мог показаться почти бедняком.

Во Франции Мультону принадлежит замок ни по архитектуре, ни по роскоши не уступающий Версальскому дворцу.

2

Мы только что привели любопытный образчик феноменального везения. А вот — пример такой же феноменальной незадачливости.

В Париже продолжает блистать и своей красотою и своим громким титулом графиня Людмила Воронцова — Дашкова, вдова лейб-гусара, невестка "вицекороля" Кавказа…

Лет 8 тому назад эта обаятельная женщина была помолвлена с нефтяным королем сэром Генри Деттердинг, который был без ума от нее. Предстоящий брак уже вырастал в событие большой политической важности, а посему и были пущены в ход большие интриги, дабы расстроить его.

Интриги имели успех и Деттердинг с решимостью отчаяния, женился на, разведенной им госпоже Багратуни.

За первой, такой фатальной неудачей, спустя восемь лет не замедлила последовать и вторая.

Подруга Воронцовой, ставшая крупной помещицей в американской Флориде настойчиво и упорно вызывала к себе графиню.

"Приезжай! Твои портреты не дают покоя американцу — миллиардеру. Он и сам интересен, помимо своих миллионов".

Избалованная, привыкшая к тому, чтоб все к ней шло безо всякого труда и усилий с ее стороны, Воронцова не спешила во Флориду.

И вновь, как и в эпоху сватовства Детгердинга, другая женщина вырвала у нее обывательски выражаясь "из под носа" архимиллионера.

Эта другая, — Ольга Беляева, а архимиллионер — Мультон, поднесший своей молодой супруги "Версальский дворец и Версальские фонтаны".

3

"Литво, Литво, ойчизна моя".

Так писал Мицкевич. И не только писал, а всем сердцем переживал немного суровые, северные красоты своей равнинной родины, бегущей вдоль берегов широкого полноводного Немана.

Пламенной литовской патриоткой является, живущая в Париже талантливая драматическая артистка Унэ Бей.

И ее, эту изящную хрупкую женщину, как и Мицкевича, пленяет нагорный берег Немана, в окрестностях Ковно, с песчаными обрывами и с вечно шумящим лесом гигантских корабельных сосен.

Артистическое имя свое Унэ Бей сделала в Америке, где ее гастроли, — она играла на английском языке, — имели успех исключительный.

Театральная хроника называла ее литовской "Дузе". И так же, как Дузе, всей творческой душой своею отдавалась она исполняемым ролям, иногда под занавес падая в самый настоящей реальный обморок, уносимая со сцены в уборную своими коллегами по пьесе.

Небольшой салон этой замечательной артистки в Париже, популярен в артистических и литературных кругах.