Тут мы с Никой вспомнили, что моя мама и говорила о поезде, а не о метро!
Он показал, где можно купить билеты, а еще найти станцию, где живет мадам, помог выбрать линию, чтобы нас не унесло куда подальше от Парижа.
– Она живет в пригороде, – сказал он, разглядывая листок, на котором аккуратными буквами Никин папа вывел адрес своей парижской знакомой, мадам Пуарэ, но заметив, как скривилось при слове «пригород» лицо Ники, добавил, – правда, от центра Парижа недалеко. Сядете на тот же поезд и доберетесь минут за двадцать до своих музеев.
– А часто он ходит? – спросила я.
– О, каждые пятнадцать минут. Думаю, вы успеете на поезд в двенадцать тридцать.
– Спасибо, – с облегчением сказала я. И старикан, кивнув, отошел к автомату, торгующему бутылками с водой.
– Какой же он классный, – сказала я Нике, пока мы покупали билеты.
– Фу, – поморщилась Ника, – ты ногти его не видела?
– Зачем мне его ногти, я говорю, он как человек – классный.
– Осталось только влюбиться в него, – проворчала Ника, высыпая сдачу в кошелек из светлой кожи, тоже с заклепками и рисунками, как чемодан, – он вполне в твоем вкусе. Ты же любишь психов!
– Обожаю! – воскликнула я, засовывая свою сдачу просто в карман.
– О, хани, только не надо...
– Да я не психов обожаю! А граффити, качественно сделанное! Посмотри!
Я указала вниз, на поезд, который как раз подъехал к зданию аэропорта.
Он был весь разрисован граффити: горы, облака, звезды, лучи солнца на нежно-сиреневом или голубом фоне. На некоторых вагонах – короткие лозунги или имена райтеров, выведенные буквами-пузырями.
– Эта техника называется throw up, – объяснила я Нике, – наброски. Видишь, тут почти каждый рисунок двухцветен, один цвет – контур, другой – заливка. Времени у них было мало, поэтому так работали, эскизами. Я знаю, у меня есть друг в аське, Санни, он райтер из Испании.
– Я не фанат граффити, хани.
– А я фанат. Давай поспешим, а? Очень хочется успеть и поехать на таком чудо-поезде.
– Сдается мне, хани, ты не до конца завязала с рисованием, – пробормотала на бегу Ника.
Миновав турникеты, мы влетели в вагон, куда нас приглашающими жестами звал темнокожий контролер в вязаной серой шапочке и джинсовой куртке.
– Чуть билет не выронила, – сказала я, приготовив картонный квадратик, чтобы протянуть его контролеру.
Но тот не стал ничего собирать, а наоборот, когда поезд со свистом тронулся, раздал пассажирам разноцветные листочки.
«Я беженец, – было там написано на трех языках: французском, английском и испанском – если вы дадите мне немного денег, четверо моих братьев и сестер не будут голодать».
Многие вытащили кошельки.
– Я ничего не дам, – сказала Ника, задрав нос.
– А я дам, – боязливо сказала я, доставая монетки, которые мне дали на сдачу за билеты, – вдруг он меня по носу щелкнет.
– Я ему щелкну! – грозно сказала Ника.
И парень, аккуратно и быстро собиравший деньги у пассажиров, почему-то обошел мои монетки стороной. Наверное, испугался Ники.
– Вот это да, – прошептала я, склонившись к Нике, – так по-деловому у них тут обставляется это дело. У нас все просят, но тут как-то... нагло, что ли.
– А чего ты шепчешь, хани? На русском надписи нет на листочке, так что можем ему в лицо сказать, что он хам.
И парень снова немного испуганно покосился на Нику, словно он понял русскую речь.
За окном бежали аккуратные домики с небольшими садиками и заброшенные строения, разрисованные самыми чудесными граффити на свете.
Тут были и герои мультиков, и животные, и виды природы, и просто здоровски выведенные надписи.
Поскольку я все-таки завязала с рисованием, то достала фотоаппарат и принялась всю эту красоту щелкать, пока Ника не дернула меня за руку:
– Наша следующая! Харри ап!
Мы вышли на безлюдной станции и попали в небольшой поселок. У нас дача рядом с таким находится – обычные серые пятиэтажки, несколько магазинов, аптека, школа, старушки на скамейке.
Правда, тут старушки сидели не на скамейках, а на стульях у кафе, и еще было полно афроамериканских и арабских подростков в джинсовках и пестрых шапках, которые толпились на каждом углу, смеялись и разглядывали нас во все глаза.
– Так, – сказала Ника, – посмотрим... похоже, нам туда!
И она указала на несколько двухэтажных домиков. Они напоминали бетонные коробки – из-за плоских крыш.
Один был побольше, на его первом этаже размещалось кафе, на балконе второго этажа висела чья-то футболка, которую, похоже, забыли еще с лета. Рядом с ним – коробка поменьше, вся замызганная, огорожен-ная забором. На первом этаже справа от входа в два ряда тянулись декоративные крошечные окошки, напоминавшие бойницы. Это оказался дом нашей мадам.