Я действительно сбежал. Старшина Подниминоги ввел меня в курс дела. Рассказывая о «пантерах», посмеивался:
— «Пантера», значит, саданула нас в упор, как только выскочили на гривку. Но и сама развернуться не успела. Сергей як вдарит. Фрицы — люки настежь и деру. Мы, чую, горим, а Сергей все лущит и лущит. Эти вот, две — вспять, Сергей — по гусеницам. А тут я наши из-за бугра скопом. Вот так, товарищ гвардии подполковник, — докладывал я комбригу.
— Почему ты докладываешь? Куда Снежков девался, я только видел его? — Стрельцов направился к подбитому танку. Я за ним.
— Лейтенанта, Евгений Александрович, — говорю, — задело трошки. В левую руку. Кость вроде бы цела. В санбат его на мотоцикле отправил. Мотоциклист, что приказ на атаку привез, может, помните, Скворцов? Так вот он, бисов сын, за нашим танком на «харлее давидсоне» увязался. Он и увез Антона да еще одного десантника, ногу тому задело.
— Помню, как не помнить. Медаль ему свою отдал. Легко, говоришь, ранен лейтенант? А как же он машину покинул? Не в его характере такое.
— Я ему в порядке партдисциплины приказал. Он перед боем… заявление…
— Знаю. Сам рекомендовал. Молодцы. Высоту с ходу взяли и засаду сбили. Молодцы, ничего не скажешь.
— Скорость. Она все решила, — говорю. — Даже «пантеры» к нам пристреляться не сумели.
А про Серегу сказал:
— Скалов, он, бисов сын, что твоя скорострельная пушка.
— Евгений Александрович, — к Стрельцову тут подошел зампотех инженер-капитан Кузьмин, — вашу «тридцатьчетверку» придется на СПАМ[1]. Двигатель менять надо. А «пантеры» целехоньки. Немцы успели проводку порвать. В башнях кое-что покорежили. А гусеницы — плевое дело. Снарядов — полная боеукладка. Если разрешите, мы их «подлечим» — и в строй. А? Евгений Александрович, сам знаешь, не из тех, что ценят только себя, замполитов называют идейными, а техников — жестянщиками. Гвардии подполковник — кадровый танкист. В первую очередь у него забота о технике. Выдался малый передых в бою или на марше, сразу же команда: «Осмотреть матчасть!» — рассказывает старшина. Да я и сам знаю: в бригада устраняли даже тяжелые повреждения всех родов оружия.
— На СПАМ пошлешь и хрен концы найдешь, — говорил Стрельцов своему зампотеху, когда тот прибыл в бригаду. — Организуйте, инженер-капитан, ремонт на месте. Отдельная тяжелосамоходная танковая бригада прорыва должна иметь такую роту техобеспечения.
Старшина продолжал:
— Послушал Стрельцов Кузьмина, «пантеры» оглядел. Пригодятся. Бедному вору все впору, — и обратился ко мне: — Сколько под тобой машин сгорело?
— За последний год — три, товарищ гвардии подполковник.
— А знаешь, сколько в бригаде танков на ходу?
— Как не знать. Все больше восстановленные да самоходки. Давненько не пополнялись техникой.
— Поэтому, старшина, придется тебе дрессировать «пантер». Врачуй их вместе с ремонтниками, И води в бой. Бей немцев немецкими, да так, чтоб тошно им стало!
— Есть, чтоб тошно стало, — говорю.
— Кузьмин, срочно проверьте и доложите, сколько машин в строю. Подбитые восстановить. На СПАМ пойдут только «безвозвратные». И с них снимите, что пригодится. Сактируйте, как потери в бою. Помощи тыла ждать недосуг.
— А как быть с вашей? У нас нет дизелей?
— Решайте сами. А я… Да вы знаете, что бы я хотел, — ответил комбриг.
На каких гробах не воевал. С легких у Бреста начинал. А теперь вот, дивуйся, на «пантеры» пересел. Глядишь, ближе к Берлину и «тигра» заседлаем.
— Ну ладно, Иван… Пойду к комбригу. Может, и прогонит.
— Не дрейфь, — батя не выдаст.
Я втискался в штабной автобус, встал у порога. Дальше не пройти. У Стрельцова собрались командиры частей. Меня вроде бы никто и не замечает. Понимаю, не до меня им сейчас. Стою, жду подходящего момента.
За столом, устало откинувшись спиной к кабине водителя, — гвардии подполковник, поседевшие волосы упали на лоб, рядом начальник штаба, перед ним видавшая виды карта. Гвардии капитан Федоров слушает доклады прибывающих в штаб командиров и делает пометки на карте.
— Прилегли бы, Евгений Александрович, — предлагает он комбригу.
— Я засну, а за мной и остальные? Нет, так дело, капитан, не пойдет. Вот кончится война, за весь недосып как завалимся! — Стрельцов встряхивается, прячет волосы под форменную с бархатным околышем фуражку. Входит инженер-капитан Кузьмин и докладывает о потерях матчасти. Комбриг, закусив нижнюю губу снежно сверкнувшими зубами, сокрушенно покачал головой: