Анкета о войне на Ближнем Востоке
Константин БАЛЬМОНТ
Сергей ГОРОДЕЦКИЙ
Саша Черный
(1880–1932)
Глафира ГАЛИНА
Сиропчик
(Посвящается «детским» поэтам)
…Бяка осень.
В сердце пусто.
Лес — в унылом декольте…
Ах, бедняжечка-капуста,
Ах, галчонок на шесте!
Фритцхен
(1883–1957)
Иван РУКАВИШНИКОВ
* * *
Свадьба
(В освещении различных «школ»)
Гоноров. Любезный, тестюшка!
Насколько симулируется в моей памяти, вы обещали пригласить на свадьбу генерала. Где же он, выражаясь симфонически?
Жулябии. Подожди! Я не Сократ какой-нибудь, чтоб бегать его разыскивать. Послал Мардария, дворника. Скоро небось прибудет.
Телеграфист Ижица. Дивно! Дивно! Как это поется:
Гоноров. Господин Ижица! Вы, чем разные неприличные оперы в аккорды петь, лучше б ответили мне: на каких принципах ходили вы на рандевы к моей невесте?
Телеграфист. Этот вопрос не требует разрешения. Госпожа Гадюкина, удостойте…
Гоноров. Вы мне арапа-то не заправляйте, выражаясь симфонически! А ответьте прямо и радикально: на каких принципах…
Жулябии. Оставь, Гавиний Меласиныч! Что ты, Эдисон что ли какой, чтоб так…
Телеграфист. Хорошо-с! Извольте-cl Я отвечу-с! Только вы отдайте мне сперва мои брюки, что надеты на конечностях ваших ног!
Гадюкина. Ах, оставьте такие безобразные выражения говорить! Умоляю вас!
Телеграфист. Это нисколько не безобразные, Анфиса Сосиевна, а наоборот, самые натуральные!
Шафер. Гран-рон! Променад! Сильвупле! Журавле! Бламанже во дам!
…Уж приближался к концу свадебный пир… Торжество пошлости уж достигло своего апогея. Жирно колышась зеленым брюхом, ходит чудовище из покоя в покой и впивает несравненный смрад.
Развалившись на закусочном столе, с наслаждением смотрит оно на гостей, допивающих остатки вина, и слушает их бестолковые разговоры, и замечает их циничные подмаргивания в сторону жениха и невесты…
Еще кружатся в душном табачном воздухе по проплеванному полу устало-сладострастные пары и ненастроенная скрипка выпиликивает чувственно-ноющий матчиш. Кажется, еще минута — и будут сброшены последние узы приличия и эта пошлая пьяная толпа сольется в разнузданный оргийный хоровод…
И вот уже свершилось позорное, постыдное… Молодых провожают в спальню… Гнусной свиной вереницей топчутся за ними родные и знакомые. Слышатся мерзкие плотоядные хихиканья… Ше-то расстроенная виолончель рыдает в грустном похоронном вальсе.
Шелковисто окальсонив и осорочив тело, женихоз офрачился, олакоштиблетился и оцилиндрил вершину своей головы. Потом, перед тем как околяситься, сходил в столовую; миниатюрно показениться, дабы явиться перед личью невесты более храбровитым… У! У! У!
Шаферы сели в коляс… Двойня меринов увезла… Другая двойня увлачила женихоза.
После околеченья молодые окаретились и, имея сзади встоячь лакеев, звонко закопытили к своему мезону. Молодой одесничил корсет своей жены, и под черепью его бродяжили мысли об обескорсеченье, обессорочиванье, юс-примэ-ноктис и прочей паточи… Мц! мц! мц!