Превосходное знание польского языка, располагающая внешность сыграли свою роль, и Франя познакомилась с руководителем подпольной группы Яном Кежковским, и в дальнейшем между ними был налажен контакт. Встречалась с руководителем польской подпольной группы и Мария. Много ценных сведений о передвижении поездов с боеприпасами, техникой и живой силой передали Осиповой польские товарищи. По ее заданию Ян и другие члены группы ездили на аэродром, где собирали сведения о расположении огневых точек, о количестве самолетов. И, наконец, они подавали сигналы нашим самолетам, где стоят составы с военным грузом, куда надо сбрасывать бомбы. Связь с польской группой прервалась, когда поляков перевели из Минска в другое место.
А Злоткина продолжала быть на хорошем счету у господина шефа, ему и в голову не могло прийти, что робкая, услужливая переводчица может иметь хоть какое-нибудь отношение к пущенным под откос составам. Поэтому, когда к нему однажды пришли двое одетых в штатское представителей СД и стали жаловаться на переводчицу, якобы отказавшуюся от работы, он был крайне удивлен.
— Объясните, в чем дело, — потребовал он у Злоткиной, — какое распоряжение вы отказались выполнить?
Франтишка объяснила, что эти люди пришли к ней и стали расспрашивать о каком-то человеке, якобы работающем в больнице. Она ответила, что не знает такого. Тогда ей было предложено написать официальную справку, что такого человека нет на территории больницы. Сделать это Франя отказалась.
— Я сказала им, господин шеф, что давать какие-либо справки я не имею права, я только переводчица, а по всем вопросам надо обращаться к вам, — оправдывалась Франтишка со слезами в голосе. — Разве я могу брать на себя такую ответственность?
Возразить ей было трудно, и господин шеф отправил посетителей ни с чем. Когда же Злоткина рассказала об этом факте Кречетовичу, который зашел к ней сообщить о своем отъезде в Слуцк и условиться о дальнейшей связи, то тот даже не дал ей договорить до конца.
— За вами, Франя, начинается слежка. Что-то вызвало подозрение. Будьте очень осторожны и внимательны, посоветуйтесь с Марией, как действовать дальше.
Франтишка обещала так и сделать.
«Что же все-таки их насторожило? — размышляла она и в который раз перебирала в памяти все детали своей подпольной работы. — Нет, прямых обвинений против меня никто не мог предъявить, в этом я уверена. Значит, тут что-то еще».
Прошло несколько ничем не примечательных дней. В больнице все было по-прежнему. Никто не приходил из СД, хотя теперь в каждом незнакомом посетителе Франя видела переодетого полицая или гестаповца. По-прежнему вежлив и требователен был с ней шеф. Одно только удивляло и настораживало Франтишку — это поведение ее квартирной хозяйки. С самого начала хозяйка относилась к ней неприязненно, и Франя не раз ловила на себе ее косые взгляды, а в последнее время, особенно после того, как хозяйке пришлось отказать в квартире приглянувшейся ей переводчице из СД (Злоткина занимала единственную пригодную для жилья комнату), та едва здоровалась с ней. Но вдруг что-то с ней произошло: женщина сделалась ласковой и внимательной. Она стала приходить к Фране, чтобы спросить, не надо ли ей что-нибудь, несколько раз угощала ее своей стряпней и всегда подолгу жаловалась на жизнь и на новую власть. В общем, человек совершенно переменился, стал неузнаваем.
Однажды хозяйка пришла к Франтишке и предложила ей поехать вместе в Вильнюс за покупками.
— Меня с работы не отпустят, — отказывалась Франя, — а просить я не буду, господин шеф строгий.
Отказ был вполне обоснован, и хозяйка прекратила свои уговоры. Через три дня шеф вызвал к себе Франтишку.
— Надо сделать следующее… — как обычно, начал он разговор и вдруг перебил сам себя: — Уж не больны ли вы? У вас скверный вид. — Не дожидаясь ответа Франтишки, удивленно смотревшей на него, неожиданно закончил: — Идите домой и отдохните денька два, вы это заслужили…
Потрясенная таким необычайным вниманием, Злоткина растерянно поблагодарила шефа и ушла. Хозяйка встретила ее приветливо.
— Что так рано домой? Не заболела ли?
— Меня шеф отпустил на два дня, — машинально ответила Франтишка.
— Вот и замечательно, — обрадовалась та. — Теперь поедем в Вильнюс на денечек.
Злоткина пыталась отказаться, но хозяйка была настойчива. Она быстро организовала все, что было необходимо для поездки, и они уехали.
Франя так и не могла понять, для чего все это было нужно: целый день они ходили по городу, зашли в костел, а потом вернулись обратно в Минск. Хозяйка была явно довольна поездкой и так трещала всю дорогу о всяких пустяках, что у Франтишки разболелась голова.
На следующий день, едва Франтишка возвратилась с работы, ее арестовали и увезли в гестапо. Злоткина не сопротивлялась: она совершенно спокойно села в машину и за всю дорогу не проронила ни слова.
— Вылезай, чертова жидовка, — приказал один из ее спутников, толкая в спину.
От этих грубых слов у Франи сразу стало легче на душе: так вот почему ее забрали — значит, кто-то донес, что она еврейка!
Ее привели в большую комнату, где несколько следователей допрашивали арестованных. Злоткину подвели к следователю, приказали сесть на стул, стоящий вблизи. Она послушно повиновалась.
Началась обычная для фашистов процедура допроса, сопровождаемая оскорблениями, а потом и побоями. Следователь сразу начал с того, что Злоткина скрыла свою национальность и за это понесет суровое наказание.
— Это неправда, — уверенно возражала Франя, — я полька, и это подтверждено документами.
Следователь быстро пробежал глазами по какой-то бумаге.
— Врешь, ты еврейка! Если бы ты была полька, то молилась бы в костеле, а не глазела бы по сторонам!
«Вот, значит, зачем надо было везти меня в Вильнюс… — как молния сверкнула мысль. — Теперь все ясно. Хозяйка донесла».
— Я не молилась?! Это ложь! Хотите, сейчас прочту молитву? — И Франтишка, не дожидаясь разрешения, зачастила священный текст.
Не зря ее предупреждала Мария, что надо быть готовой к такой проверке, — вот сейчас и пригодились выученные молитвы.
Следователь, видимо, не ожидал такого поворота дела.
— Замолчи! — крикнул он. — Все равно ты еврейка, посмотри на себя!
— Ну и у вас, господин следователь, черные волосы и нос с горбинкой! — нашлась Злоткина. — А ведь вы-то не еврей!
От такой наглости следователь даже растерялся, но быстро нашел убедительный довод — с силой ударил женщину по лицу. Кровь хлынула из ее разбитых губ и носа, Франтишка упала на пол.
— Убрать ее, — приказал следователь, и Злоткину вытащили из комнаты.
Франтишку бросили в камеру, битком набитую взятыми по подозрению людьми. Обвинения у всех были разными: за кражу, по подозрению, что они скрыли свою национальность, за связь с партизанами. Некоторых вызывали на допрос, и они возвращались избитыми и истерзанными.
Франтишку не вызывали два дня. Многое передумала и пережила она за это страшное время, проведенное в сыром и темном подвале, и твердо решила для себя, что она будет отрицать все. А если придется умереть, то она найдет силы это сделать достойно.
Наконец настала ее очередь. На сей раз она попала к другому следователю. Он как-то неуверенно обвинил ее в сокрытии национальности, а когда Злоткина начала горячо возражать, то перебил ее и вернул документы, сказав, что она свободна. Франтишка не верила в свое освобождение, уж больно хорошо все обошлось. Когда она пришла домой, то хозяйка даже не могла скрыть своего удивления, настолько она была уверена, что Злоткина не вернется.
— А я уж договорилась с другой жиличкой, — наконец нашлась она, — так что ты уж, пожалуйста, освободи комнату.
Франя попросила отсрочки до конца недели: она не могла сменить адрес так, чтобы об этом не знал никто из товарищей, но стала немедленно подыскивать себе квартиру.