Семья врачей Розовых вне подозрения. Иван Степанович Розов— заслуженный врач республики, старый коммунист. Еще в 1917 году на Кавказе он был связан с Сергеем Мироновичем Кировым и 17 марта 1918 года принимал участие в съезде народов Терека.
Шофер такси Данильченко Петр Семенович тоже человек проверенный.
Дочь фронтовика — Елена Андреевна — была хорошо известна Харламову. В прошлом году, чего греха таить, у капитана даже начинался с нею роман... Но это вопрос особый. Главное, что сама Елена, по мнению капитана, не могла вызвать подозрений. А вот ее новое увлечение...
Кто такой Анатолий Горский, поселившийся у нее в доме после отъезда сестры? И не удивительно ли, что он так быстро сошелся с Василием Васильевичем?
Горским тоже занялись органы госбезопасности. Вскоре удалось выяснить, что он служит на одном из траулеров, производящих лов в Атлантике, холост, имеет на севере неплохую квартиру. Документы у него в порядке Биография безупречная.
В октябре 1944 года, когда войска Карельского фронта перешли в наступление на Луостари, а затем — Печенгу, где действовала 20-я немецкая горная армия, сформированная из отборных войск, прошедших специальную подготовку, сержант Горский, вместе с частями морской пехоты высадился десантом в районе полуострова Среднего. Здесь он отличился при штурме населенного пункта Поровару и спас жизнь капитану третьего ранга Павлову, с которым с тех пор не расстается вот уже больше десяти лет, плавая под его командованием на судах тралового флота.
Какие же подозрения мог вызвать Горский? То, что он подружился с Василием Васильевичем еще ни о чем не говорит.
Значит, казалось бы, и здесь всё в порядке. Возможно, Леночка устроит, наконец, свою жизнь. Правда, Горский не торопится в ЗАГС. Но это уж их с Леночкой дело...
Горский и в самом деле не торопился в ЗАГС.
Елена тоже не слишком настаивала на этом: она любила самостоятельность.
Как-то уж с детства повелось так, что Людмила ей во всем уступала. Елена быстро нащупала слабую струнку в характере сестры и пользовалась этим. Она жила беспечно, не задумываясь над тем, что делает.
Людмила окончила институт и стала ботаником. Елена решила проще: ее вполне устраивала должность массовика. Она беззаботно коротала время, пока не встретила Горского.
Елена знала, что через месяц Горскому придется возвращаться на север. Предложит ли он ей поехать с ним? И что тогда делать? Или договорятся встретиться следующим летом, чтобы, так сказать, лучше проверить чувства?
Пожалуй, ее больше устраивало последнее. В общем пусть думает он...
Как-то она спросила у Горского: почему так благоволит к нему Василий Васильевич?
Горский пожал плечами:
— Сам удивляюсь.
Василий Васильевич иногда заходил к ним. Интересовался:
— Ну, как живем, молодежь? — и крутил ус.
Горский приглашал его к столу, извинялся и на минуточку уединялся с Еленой.
— Надо угостить старика,— говорил он.— У нас что-нибудь есть?
— Конечно,— отвечала Елена и открывала холодильник. Но всегда оказывалось, что начатая бутылка коньяка пуста.
Елена глядела подозрительно:
— Когда ты успел?
Он тоже удивлялся:
—Так ведь эта бутылка стояла неделю.
— Ну да? — возражала она.
Он шутливо обнимал ее:
— Ладно считать грехи... Лучше займи старика, а я мигом сбегаю в гастроном.
Но Елена возражала:
— О чем мне с ним говорить? Лучше ты побудь дома, а я схожу.
Горский соглашался.
— Только, чур, быстро!
Она кивала, и он видел, как она торопливо сворачивала в переулок.
Так случилось и сегодня.
Оставшись одни, мужчины преобразились. Обычно флегматичный, Василий Васильевич заговорил быстро:
— Вчера пришла телеграмма и, как вы велели, мне удалось связаться с шефом... Значит Ходжиев предлагает встретиться. На явке в Ташкенте будет мой человек. Но,— здесь Василий Васильевич улыбнулся так, будто он был виноват,— независимо от переговоров шеф приказал вам перебраться на границу. Советует устроиться в речном пароходстве. То, что вы будете действовать с Ходжиевым в одном районе, он считает даже к лучшему, хотя знакомиться до особого распоряжения не следует.
Горский сидел на подоконнике, в полоборота к старому мастеру, и смотрел на калитку сада. Он не скрывал неудовольствия. Василий Васильевич между тем продолжал торопливо: