На следующий вечер Шарапов затеял викторину. Он поставил на бильярд огромный сверток, перетянутый красной лентой (никто не знал, что в этом свертке—пирожок), и объявил условия игры. Каждый говорит пословицу о храбрости. Считают до трех. Кто скажет последним — получит приз. Желающих оказалось много.
— «Где смелость, там победа!» — начал старшина Пологалов.
— «Где смелость, там победа!»... Раз! — подхватил Шарапов.
— «На печи не храбрись, а в поле не трусь!» — перебил Петр Ковалдин.
— «На печи не храбрись, а в поле не трусь!»... Раз! — повторил Шарапов.
— «На героя и слава бежит!» — вставил кто-то.
А другой тут же добавил:
— «Пуля в того метит, кто боится!»
— «Пуля в того метит, кто боится!»... Раз!— повторил Вахид.— «Пуля в того метит, кто боится!»... Два!..
— «Страх — хуже смерти!»— сказал лейтенант Пулатов.
— «Смелость города берет!» — вспомнил Никита Кошевник и обрадовался: мой приз!
Сержант Назаров усмехнулся: рано, мол, торжествуешь.
— У нас говорят: «Счастье и победа всегда на стороне отважных».
Шарапов повторил:
— «На стороне отважных»... Раз!.. «На стороне отважных»... Два!.. «На стороне отважных»...
— «У страха глаза велики!» — выпалил Никита и толкнул в бок соседа. Соседом, конечно, оказался Бородуля. Он надулся и ушел.
Всё это майор Серебренников выслушал внимательно, а потом сказал:
— Мне кажется, ваша ошибка в том, что вы действуете слишком прямолинейно. Ну, зачем без конца напоминать человеку о его слабости? Уверен, что это его тоже мучит. Ведь мучит? Сами говорите: изменился, ушел в себя Бородуля. А вы оставьте его в покое, дайте подумать... Окажите доверие. А если уж будете говорить о храбрости, так как-нибудь, знаете, невзначай.
В тот же вечер майор Серебренников беседовал с пограничниками. Он сказал, что на имя командира части пришло письмо. Незнакомая девушка просила сообщить, не случилось ли чего с пограничником, который, прощаясь с нею, обещал писать часто и вначале писал, правда всё реже, а потом замолчал совсем»
Никита сидел красный, хотя Серебренников не назвал имя девушки и не сказал, откуда пришло письмо. Но майор всё время смотрел на Кошевника, и тот ерзал, будто сидел на углях.
— Само собой разумеется,— задумчиво произнес Серебренников,— любовь проверяется не только письмами. Да ведь если по-настоящему любишь, разве заставишь страдать?
Он улыбнулся, вспоминая:
— Конечно, бывает и другая крайность. Вот служил у нас в батальоне солдат. Звали его Володей. Тезки мы с ним... Хороший парень, веселый. И девушкам, видно, нравился. Полевая почта только на него и работала. Когда он успевал отвечать — удивляюсь!.. Между прочим, в первый раз он влюбился, когда учился не то во втором, не то в третьем классе, словом было ему лет десять.
— Да ну? — не поверил Кошевник. А Бородуля даже рот раскрыл.
— Стояли мы тогда в резерве,— продолжал между тем Серебренников,— времени для рассказов хватало, и Володя старался.
Не знаю, какой была она, его первая любовь. Наверно, с косичками, как мышиные хвостики, и курносая, и острая на язык. Как-то вечером задержались в школе. Она жила далеко и попросила, чтобы он проводил. Он согласился. Важно взял ее за руку.
На улице было темно и безлюдно. Они петляли в переулках, всё ускоряя шаг. Где-то завыла собака. Ему стало не по себе, и он побежал. Девочка старалась не отставать.
Потом ее рука выскользнула из его пальцев. Он не сразу заметил это и продолжал бежать. На перекрестке остановился. Девочка отстала и заплакала. Он подождал ее и выругал:
— Эх, ты, трусиха!
Они снова побежали. Он впереди. Она сзади. Он время от времени оборачивался, подгонял ее. Наконец, она тяжело прислонилась к забору и, очень счастливая, засмеялась. Она была дома. А он, даже не попрощавшись, понесся назад, перепрыгивая через канавы и сбивая камни.
Пограничники смеялись.
Серебренников незаметно взглянул на Бородулю. Тот тоже улыбался. И тогда Серебренников рассказал еще случай из жизни своего фронтового друга.
Это произошло в поселке Верхнеисетского завода под Свердловском. Володе было лет пятнадцать-шестнадцать.
Сосед — старый мастер Бурдов — имел дочку, Юлочку, ровесницу Володи. Они краснели при встрече и спешили отвернуться друг от друга. А потом снова искали встреч и сталкивались будто невзначай. Это заметил старый мастер и однажды, схватив Володю за шиворот, поднес к его носу кулак. Володя убежал домой.
После этого он несколько дней не встречал Юлочку. Но вот надел праздничную рубаху и решительно вышел на улицу.