Рядом с ним — весь перебинтованный солдат, без ноги. Всё время просит:
— Пить, пить!
У Володи тоже ноет нога, и он с ужасом думает: вдруг отнимут?
Машины ползут медленно. А тут еще закрыли переезд, где на подъеме застрял поезд. Пришлось расцеплять состав, чтобы пропустить колонну.
Боль в ноге становилась невыносимой.
Наконец — госпиталь. Мест нет. Соседа Володи куда-то всё-таки потащили, а так называемых «легко раненых» погрузили в теплушки.
Тощая «буржуйка» тщетно старалась нагреть вагон.
Нога у Володи распухла. Боль притупилась. Им овладело безразличие и не сразу он услышал прерывистый шопот соседа:
— Братишка, пристрели... Слышишь, братишка!
— Что ты? — испугался он.
Освещенный бледным светом ночника рядом лежал солдат еще моложе его. Он был ранен в живот и, вероятно, случайно попал в число легко раненых. Лицо у него пожелтело.
— Пристрели, братишка! Не могу больше!— шепчут искусанные губы.
Володя забывает о своей боли и склоняется над солдатом:
— Всё будет хорошо, потерпи.
— Не-не могу... больше! — глухо стонет раненый.— Не могу...— Он сдерживается и вдруг истошно кричит: — Пристрели!.. Пристрели!.. А-а!
Под утро кое-как доплелись до станции Карабаново.
Раненый в живот успокоился. Когда стали выгружаться, Володя тронул соседа за плечо. Тот не шевелился: рука была твердая и холодная. Кто-то приблизился с фонариком. Луч света упал на изможденное лицо: солдат умер...
Володя лежит на операционном столе, стиснув зубы. Чувствует, как игла впивается в ногу. Хочется кричать. Но криком не поможешь. Он закусывает губу.
— Вот осколок,— говорит врач.
И кто-то другой говорит:
— А ему повезло, могла начаться гангрена.
Металлическое лезвие скоблит кость. Он молчит. Ни звука, Кто-то тревожно спрашивает:
Жив?
Он отвечает:
— Жив, конечно, не беспокойтесь...
Серебренников снова помолчал и заметил с легкой грустью:
— Так мы с ним и прошли всю войну. Где сейчас Володя — не знаю. Но если встречаю похожего человека, с орденской планкой на груди, обязательно подхожу, и горько бывает, что обознался...
Вот и всё. И ни о каких подвигах не рассказал Серебренников. А его рассказ тронул. И пограничники сидели строгие, молчаливые. И думали обо всем, что слышали. И видели три ряда орденских планок на гимнастерке Серебренникова. И, может быть, у них мелькала мысль, что он о себе говорил. А Бородуля почему-то даже был уверен в этом и чувствовал облегчение.
Вечереет.
Сидит Бородуля на завалинке, в стороне от всех. Думает. Вот бы сейчас подойти к майору Серебренникову и, как тогда, по дороге на заставу, обратиться запросто: скажите, мол, товарищ майор, а что мне делать, чтобы перестать бояться?
Он вздыхает и неприязненно смотрит на вспыхивающие звезды.
В это время старшина Пологалов замечает Бородулю. Куда это он уставился? И вдруг вспоминает, как однажды застал его в конюшне за странным занятием: Бородуля забрался на станок и вот так же, подозрительно, вглядывался в небо. А что, если Бородуля...верующий?
Он делится своим предположением с офицерами.
— Почему вы мне раньше не сказали? — говорит Ярцев, хмурясь.
Пологалов пожимает плечами.
Серебренников сводит брови. И он вспоминает: хотел однажды капитан-интендант прочесть лекцию на атеистическую тему, потому что у Бородули бабка верующая. «Нелепо!» — подумал тогда Серебренников. А ведь не пришло в голову, что Бородуля тоже может оказаться верующим — и отсюда все его страхи.
Он испытующе смотрит на Ярцева.
— Нет! — решительно говорит начальник заставы.— Молодой парень, сын известного механизатора... Здесь что-то другое.
— Надо выяснить,— говорит Серебренников...
... Бородуля удивился, когда на завалинку, рядом с ним, присел майор Серебренников.
— Красиво! — произнес он, разглядывая всё четче обозначающееся звездное небо.
Бородуля не ответил.
— А ведь где-то, среди этого множества звезд, затерялся наш искусственный Спутник,— заметил Серебренников.
Бородуля возразил:
— Почему затерялся? Он вертится на своей орбите и сигналы подает.
Майор улыбнулся.
— Я не точно выразился: хотел сказать, что нам с вами его отсюда не видно.
Бородуля промолчал. А Серебренников заметил, словно рассуждал вслух:
— Вот ведь раньше считали, что есть какое-то седьмое небо, и там обитают ангелы. А как же это наши Спутники проходят сквозь седьмое небо, или, скажем, космические ракеты?
Бородуля поддержал:
— Что верно, то верно. Я, товарищ майор, все время с бабкой своей воюю: мол, нет никакого бога.