— Застава, слушай боевой расчет!..
Вечером офицеры собрались у Ярцева. Лариса приготовила праздничный ужин.
Людмила, как и в день своего приезда на заставу, сидела на диване. Александра Ивановна опекала ее, по праву старшей советуя, что можно есть, а от чего следует воздержаться: Людмила ждала ребенка.
Когда на столе появился чай, в комнату вошел начальник КПП. Его приветствовали шумно.
— Поздравляю, товарищ майор! — сказал Мансуров.
— К столу, к столу,— ответил Ярцев.— Иначе поздравления не принимаю.
Лариса уже подвигала Мансурову пирог.
— Так ведь я сыт.
— Отставить разговоры! — пошутил Ярцев.
Мансуров засмеялся и отодвинул стул.
— Вот теперь здравствуй,— улыбнулся Ярцев.— Спасибо за поздравление... А как поживает Максим Максимович?..
Женщины говорили о своем. Людмила сказала, что недавно получила письмо от сестры скучно ей одной, вот и хочет сюда приехать. Только ведь не продавать дом, и потом что она здесь будет делать?
— Она же культмассовик,— вмешался Мансуров.— Значит найдет работу. В райцентре-то видали, какую махину отгрохали?
— Это ты о доме культуры? — спросил Пулатов.
— Конечно.
— А как же быть с домом?— оживилась Людмила. Видно, ей очень хотелось, чтобы приехала сестра.
Снова ответил Мансуров:
— Можно сдать его на время хорошим людям, все оформив по закону.
— Правильно,— поддержал Ярцев.
— Но вы забыли, что у Елены — муж,— сказала Людмила и виновато взглянула на Мансурова.
Александра Ивановна вспылила:
— Какой это муж, если бросил жену через неделю после замужества и уехал черт знает куда и черт знает на сколько!
— Он — моряк,— заступилась за Горского Людмила.
— А если и он переедет сюда? — спросила Лариса, подливая чай Мансурову.
— Он — моряк,— повторила Людмила.— Что ему здесь делать?
— Это правда,— согласилась Лариса.
Людмила вздохнула.
Пулатов молчал, уставившись в свой стакан. Он не прочь был пригласить Елену сюда. Людмила подружилась с женами его товарищей, но сестра есть сестра.
Неожиданно стекла вздрогнули от густого пароходного баса.
— Я пошел,— сразу поднялся Мансуров. Его не задерживали: причаливала «Медуза».
Максим Максимович встретил пограничников на мостике. Начальник КПП не спеша поднялся по трапу и, как обычно, представился капитану. Опять Максим Максимович пригласил его в свою каюту.
Мансуров задернул шторку на иллюминаторе и ждал, когда старый капитан положит перед ним на откидной столик судовые документы и паспорта.
На этот раз Максим Максимович показался Мансурову особенно усталым: глаза у него покраснели от частой бессонницы, морщины стали глубже, и трубка, приклеившаяся к нижней губе, сегодня не стреляла искрами.
«Конечно, ему пора на покой,— подумал Мансуров и вспомнил разговор на заставе.— А что если воспользоваться этим, предложить старику перебраться ко мне?».
Впервые Мансуров торопливо проверил документы, и Максим Максимович, запирая их в сейф, насторожился. Они никогда ничего не скрывали друг от друга. Но и никогда ни о чем друг друга не спрашивали.
Максим Максимович позвонил, попросил юнгу принести чай.
— Спасибо, я не хочу,— необычно мягко сказал Мансуров.
— Зато я хочу,— глухо ответил Максим Максимович, выбивая трубку.
— Так, может быть, поужинаем у меня?— осторожно предложил Мансуров, оттягивая неприятное объяснение.
Юнга принес чайник. Максим Максимович кивком поблагодарил его и отпустил. Достал стакан в серебряном подстаканнике. Пристально посмотрел на Мансурова.
— Хорошо,— решился Мансуров и вздохнул:— Я скажу... Есть у меня друг—Акобир Пулатов...
Старый капитан отлично знал Пулатова.
— У Акобира — молодая жена...
Мансуров потянулся к чайнику и наполнил стакан. Максим Максимович продолжал оставаться безучастным.
— Она — в положении...
Максим Максимович провел пожелтевшими от никотина пальцами по седым, отвислым усам и снова ничего не ответил.
— Есть у Людмилы сестра. Она хочет приехать сюда... По-моему, это правильно. Особенно, если учесть, что Людмила в положении... Но у Елены — муж. Он — моряк...— Мансуров, наконец, встретился с взглядом Максима Максимовича.— Что ему здесь делать?
Старый капитан устало прислонился к деревянной обшивке каюты. Трубка у него так и осталась ненабитой. Не мигая, он долго смотрел в потолок. Мансуров видел, как ему тяжело, и уже хотел сказать: забудем об этом разговоре, отец. Но Максим Максимович промолвил: