– Нет. Может, я в другой стране была? Стран там много было, и воевали все.
– Да, конечно, там история тоже тысячелетняя, и скорее всего, мы в разные окошки заглянули. А из Земных жизней ничего не помните?
– Нет, меня как в детстве эти динозавры торкнули, так я всю жизнь только про них и думаю.
– Рисунки покажете?
– Рассказывайте вашу историю.
– Чайник поставьте, пожалуйста, я бы еще кофе выпил.
Я рассказал, включая Египет, и даже пробежался мельком по некоторым наиболее ярким другим своим жизням.
– Вы наверняка тоже участвовали в той космической войне, раз на Земле стали воплощаться. По-другому сюда не перепрыгнуть, только смерть в условиях иной гравитации. По крайней мере, я так понял, – заключил я.
– Странно, а если космонавт погибает на планете, где никакой жизни нет, или вообще в открытом космосе?
– Отлично, постарайтесь запомнить этот вопрос, чтобы после смерти задать его Господу Богу, – усмехнулся я.
– А что, думаете бог один и на инопланетян тоже?
– А вы думаете, эти ребята неподконтрольные? Не обольщайтесь, нет свободы в природе. Всегда найдется кто-то, чье место в пищевой цепочке выше.
Анастасия Петровна пожав плечами, поднялась из-за стола.
– Принесу рисунки, – пояснила она.
Рисунков было много, три папки формата А3. У меня закружилась голова.
Лица, фигуры, мужчины, женщины, дети. Здания, техника. Назначения некоторых сооружений и предметов я не мог даже приблизительно определить. В карандаше, акварели.
– У вас определенно талант! – воскликнул я. – Вы не пытались выставляться?
– Вы первый человек, который это видит. В детстве только родители. Отец велел никому не показывать. Чтобы в психи не записали или еще чего хуже. Я ведь им рассказала, что не выдумываю, а как виденья вижу.
– Что же хуже психов может быть? – удивился я.
Анастасия Петровна не ответила.
– А вот это загон для доплов, – я взял очередной рисунок. – А это трибуны уже для охоты, нет не охота, что-то вроде боя быков, только вместо быка допл. Кто кого, ты его или он тебя. Помню, участвовал в таком.
Я перебирал рисунки.
Задержался на портрете девушки. Со спины, оглядывается в пол-оборота. Акварель. Длинный миндалевидный разрез глаза подчеркивает узкий горизонтальный зрачок. Рот чуть приоткрыт, блестит слюна на белоснежной эмали боевого зуба. Нервно расширенный абрис носового хода. Тщательно прорисован кожный рисунок. Я вгляделся: двойной фонтан! Королевских кровей. Хороша!
– Какая красавица, – улыбнулся я, – принцесса.
– Мне она часто виделась, – кивнула Анастасия Петровна. – Я ведь чувствовала себя там мужчиной, и что-то меня с ней связывало. Но, что, так и не поняла.
– За такую я бы не прочь и на дуэли подраться, – я отложил рисунок. – А ведь у них не было понятия красоты. С этой точки зрения на нее никто не смотрел. Только двойной фонтан на спине и имел значение.
Я возвращался в отель в такси сквозь сраную сибирскую январскую погоду. Дворники смахивали со стекла крупные хлопья.
– У вас есть план мистер Фикс?
– Нет.
– А цель? У тебя есть цель, дружок? За ким хреном ты поперся сюда истратив полтинник семейных средств?
– Ну, была цель получить подтверждение, что я действительно из цивилизации рептилоидов.
– Хорошо, получил. А скрытая цель? Ведь у любого действия должна быть скрытая или истинная цель.
– Это еще проще. Перестать чувствовать себя лохом.
– Перестал?
– Нет.
– То есть сознание того, что ты владел технологиями позволяющими уничтожать планеты, пересекать вселенную в любых направлениях, не дает тебе возможности перестать ощущать себя лохом? Лохом на этой сраной планетке, на которой ты вообще когда-то являлся богом. Пусть локальным, но тебе подчинялись стихии, ты по произволу мог управлять царствами. Правый глаз, левый глаз. Да, тебе и еще паре таких как ты рептилоидов, эта планета вообще обязана своей цивилизацией.
Хорошо, не паре, десятку, даже, наверное, двум десяткам. Все равно, никак не лоху.
Я пожал плечами. Водитель включил приемник.
– Не возражаете? – спросил он.
Естественно запело «радио Шансон».
Я не возражал.
– Все равно я лох и никто иначе.
– Если ты лох, значит у тебя есть антагонист, который мешает тебе стать нелохом.
– Наверняка есть. – Я кивнул.
– И кто это?
– Ты идиот? А еще внутренний голос, – я засмеялся. – Я сам и есть свой антагонист. Моя слабость, лень, страх, безволие и, пожалуй, глупость. И пытаться бороться с этим джентельменским набором еще большая глупость, чем просто следовать своей глупости.
Я был доволен получившейся формулировкой.