В то же время Шахт мыслил миллиардами: как контролировать национальные экономики в дальних странах, как облагать налогами еврейских эмигрантов и принуждать их пользоваться немецкими продуктами, как финансировать производителей оружия, используя заблокированные счета иностранных политических противников, как платить за сырье местной валютой в странах, подобным Аргентине. Все старое высокомерие, которым Шахт отличался в период немецкой оккупации Бельгии во время Первой мировой войны, вся презрительная чванливость вернулись на свое место. Шахт просто не мог не вышагивать тогда с поразительной важностью…
Борман — в форме без знаков отличия — идет между мировыми финансистами и партийными гомосексуалистами. У всех резкие движения, столь типичные для старых новостных роликов, но Борман, кажется, справился даже с техническим несовершенством старой камеры. Сын почтового служащего стал лидером рейха. В то время, когда Шахт использовал военные силы, чтобы, образно говоря, выжать сок из бельгийских лимонов, Борман был простым стрелком. Он являлся подозреваемым, когда Шахт составлял претенциозные максимы в своем офисе президента рейхс-банка. Борман писал счета на ферме, когда Шахт дружески беседовал с главой банка Великобритании.
Есть еще один новостной ролик примерно того же времени в котором Шахт оступается и чуть было не падает. Лицо Бормана теряет обычное невозмутимое выражение, на нем на несколько мгновений появляются проблески радости.
В то время Борман был главой штаба заместителя фюрера — Рудольфа Гесса. Со всех сторон его окружали амбициозные юнцы, а впереди маячил тщеславный старик Шахт. Все их надежды связывались с Гитлером, чьи личные предпочтения служили наиболее быстрым способом продвижения по карьерной лестнице. Основные шестеренки государственного механизма вращались в кабинете заместителя фюрера, где Борман незаметно плел свои интриги. Он постарался стать незаменимым для Гесса и прочих членов партии, которые называли Гесса «фройляйн Анна» из-за его нетрадиционных, как это принято сейчас называть, наклонностей. Борман не мог гарантировать юным амбициозным нацистам любые привилегии, но если они носили накопительный характер (подобно счету в банке), он с радостью сводил «фройляйн Анну» с соискателями. Его власть над Шахтом оказалась силой человека, управлявшего деньгами, накопленными тщеславным банкиром, который был на 23 года его старше.
В исследовании немецкого перевооружения, проведенном для Черчилля лично Уильямом Стивенсоном, который в это время постоянно проживал в Руре, особо подчеркивалось, что Шахт вдохновился идеями Гитлера уже в достаточно немолодом возрасте. Проникнувшись «Майн кампф», он отправился за границу, чтобы поведать финансовому миру о политических и экономических преимуществах национал-социалистических теорий. На приеме, устроенном в 1933 году Девидом Сарноффом из радиокорпорации Америки в Нью-Йорке, 10–12 гостей были евреями, которых Шахт величал «влиятельными кругами». Он рассказал им, что не воспринимает Адольфа Гитлера слишком серьезно и что евреям в Германии нечего бояться. Нацеленный на сбор средств для нацистской партии, он приспосабливал свои заявления к нуждам аудитории. Он сказал Рузвельту, что без дисциплины и национализма в партии Германия пошла бы по пути коммунизма. В США, обращаясь к слушателям национальной радиопередачи, как банкир и человек чести, адресуясь к более чем сорока американским городам, он повторял, что между Гитлером и Рузвельтом существует определенное сходство и их правительства могли бы сотрудничать.
Вернувшись домой, в своем выступлении перед женским клубом в Берлине он рассказывал об исторических предпосылках ликвидации еврейского влияния. Проблема была не нова. Уже в течение многих веков в немецком обществе существовала «национальная несовместимость» между немцами и евреями. Однако в «Нью-Йорк тайме» Шахта описывали как «гуманного и смелого человека» благодаря его выступлениям в Нью-Йорке и статьям, в которых рисовалась совершенно другая картина гитлеризма и нацистских задач. Этому элегантному снобу, умевшему убеждать, некоторые американские редакторы позволяли часто выступать в прессе, в то время как американские журналисты, работавшие в Германии, пытались убедить своих редакторов в том, что концентрационные лагеря на самом деле существуют и евреев уже начали преследовать и уничтожать.
Борман увидел в Шахте человека, который мог поправить финансовое положение, пуская пыль в глаза джентльменам парижской фондовой биржи, Лондонского Сити и Уолл-стрит, человека, который никогда не подверг бы опасности свою семью ради принципа. В то время он был женат на устрашающего вида особе, которая фанатично добивалась поддержки фюрера со стороны женщин. Она носила с собой фотографию Гитлера, одетого как рыцаря святого Грааля, и поместила над своей кроватью его портрет, на котором Гитлер запечатлен с крошечными Христами.